Заложник. История менеджера ЮКОСа

При приеме этапов дневальные зорко следят за тем, кто во что одет, и выпрашивают, выменивают и выманивают вольные вещи, находящиеся за зоной на складе личного имущества. Многие соглашаются. Моя конфискованная одежда не привлекла ничьего внимания и была мне отдана на руки при отъезде из колонии. Дневальные собирали вещи на освобождение Кирилла, у которого высшим шиком считалось выйти на свободу, приодевшись в зоне. Кириллу оставалось до освобождения несколько месяцев.

Наступает вторник, и меня переводят в нижний карантин. Аслан и Миша остаются здесь. Мы не прощаемся. Мы знаем, что будем часто видеть друг друга на ежедневных маршах. Нам предстоит еще больше года находиться в одном отряде.

Мы с радостью тащим баулы к новому месту жительства. Я точно знаю, что хуже не будет. Мои ожидания оправдываются. Двухэтажное здание адаптационного отряда вмещает в себя несколько спальных помещений для зэков, кабинет начальника отряда, туалет с умывальником, комнату для приема пищи с холодильником и помещение воспитательной работы, где стоит телевизор. В каких-то мелочах стало легче. В тумбочке можно держать минимум вещей, остальное хранится в сумках. Сумки находятся здесь же, в этом помещении, в специальной комнате, куда можно попасть без особых усилий.

На каждой сумке бирка с данными владельца и опись содержимого баула. На каждой шконке – бирка с фотографией, фамилией, статьей и сроком наказания. На каждом зэке – бирка с фотографией и фамилией. Нас очень много, барак переполнен. Шконки стоят впритирку друг к другу, проходы между ними настолько узкие, что я не могу протиснуться даже боком и вынужден залезать на спальное место с торца кровати. После подъема начинается настоящая давка. Время на заправку кроватей ограничено, все толкаются и торопятся. Пробиться к умывальнику с утра я уже не пытаюсь. Зато мне удается это делать почти каждый вечер. В течение дня заходить в спальное помещение запрещено. С утра я распихиваю по карманам мыло, зубную пасту, зубную щетку и туалетную бумагу, кладу пару пакетиков чая. Целый день я таскаю ценный груз с собой, а вечером, после команды «Готовиться к отбою!», когда все зэки бегут в спальное помещение за туалетными принадлежностями, я бегу прямо в умывальник. Иногда мне удается помыть ноги и простирнуть носки. Меня спасают влажные салфетки, предусмотрительно привезенные из СИЗО. Уже лежа в кровати, перед сном, я обтираюсь ими с величайшим наслаждением, экономя каждую салфеточку.

Не проходит и двух дней в адаптационном отряде, как меня вызывают к адвокату. Дневальные с удивлением спрашивают: «А зачем к тебе приезжает адвокат? А сколько это стоит? А какая у тебя была зарплата?» Одному передвигаться по зоне нельзя, и мы с Назаром следуем в дежурную часть. Прежде чем отвести меня в комнату для встречи с адвокатом, дежурный меня обыскивает. Я выкладываю из карманов все содержимое. На столе появляется туалетная бумага, мыло, чай, зубная щетка, ложка, зубная паста, салфетки и носовой платок. У дежурного отпадает челюсть, и он в растерянности спрашивает: «А зачем тебе все это?»

«Как зачем?» – повторяю я его вопрос и представляю, как все это выглядит со стороны. Едва сдерживая смех, я серьезно отвечаю: «Я всем этим пользуюсь». Мне действительно становится смешно от этого всеобщего идиотизма.

Адвокат ко мне приехал для страховки, чтобы лично убедиться в том, что я жив, здоров и у меня все в порядке. Довольный тем, что пропускаю маршировку, я мило беседую с ним на отвлеченные темы и тяну время. Свидание заканчивается. Я старательно раскладываю свои вещи по карманам и в сопровождении Назара возвращаюсь в отряд.

Усталые после маршировки, мужики прогуливаются в локальном секторе. В барак по нужде можно зайти только по разрешению дневального и строго по одному. Искусственно создается очередь. Кто-то мне рассказывает, что в одной из колоний на посещение туалета выдавались талоны! Сейчас, после всего увиденного, я ни секунды не сомневаюсь, что именно так оно и было. Придумать такое невозможно, у зэков на это просто не хватит фантазии.

* * *

Заканчивается очередной тоскливый до тошноты день маршировок, погрузок и разгрузок, бесполезного перетаскивания с места на место песка, цемента и других предметов, а также бесконечных уборок и других идиотских занятий, придуманных в недрах закостенелой системы тюремными психологами, защитившими кандидатские и даже докторские диссертации в ведомственных НИИ. Основы массового подавления сознания были успешно апробированы в тридцатые годы в период массовых репрессий, а сейчас слегка модернизированы и с изощренным цинизмом и лицемерием приукрашены. Каторжный труд тридцатых годов заменен современным рабским трудом.