Заложник времени. Заметки. Размышления. Свидетельства

Создание фонда на принципах самоуправления, по нашему замыслу, логически завершало бы работу по демократизации издательского дела, которая велась в течение последних пяти лет. Но было уже поздно, и никому не была интересна судьба издательского дела. Президенту СССР в это время было уже не до спасения культуры и книгоиздания, ибо накануне полного краха находилось государство и неделями исчислялась судьба Союза ССР. Не избежали мы в отчаянии даже проявления такой крайней наивности, как обращение к И. С. Силаеву, который сочетал тогда должности Председателя Совета Министров России и председателя Оперативного экономического комитета СССР. Оперативный комитет, чтобы отвязаться от нас, поручил рассмотреть предложения по созданию фонда печати и книгоиздания нам же, то есть Министерству информации и печати СССР совместно с руководителями министерств и комитетов союзных республик. Однако триумфальное шествие российской демократии после августовского путча по ликвидации и разрушению всех центральных государственных и общественных структур управления было на самом подъеме. Никто не хотел задумываться над тем, в каком виде будет существовать издательское дело. Все были заняты тем, чтобы скорее взять власть и захватить помещения бывших союзных министерств. Контакта и понимания с Министерством печати и информации России, несмотря на наши попытки, не получилось, ибо в бывшем Министерстве печати СССР и руководителях наши коллеги видели лишь своих противников. Не овладела в то время идея сотрудничества и взаимодействия в издательском деле и руководителями комитетов печати других республик, все они были безоглядно заняты лишь своим суверенитетом.

Сентябрь 1991 года для Министерства информации и печати СССР – впрочем, и для всех союзных министерств – напоминал по атмосфере и развитию событий положение персонажей драмы А. П. Чехова «Вишневый сад». Представители Министерства печати и информации России, выступая в роли приказчика Лопахина, ежедневно обходили помещения Министерства СССР, размечая и прикидывая, где и что будет размещено, и подталкивая взашей его обитателей. Все поручения и распоряжения по поводу того, как распорядиться имуществом, средствами, помещениями, исходили только от правительства России. В министерстве было оставаться бесполезно. 14 октября 1991 года я в последний раз закрыл дверь своего кабинета на Страстном бульваре, дом 5, и перевернул еще одну страницу своей биографии. Так идея фонда печати и книгоиздания оказалась похороненной и невоспринятой, ибо была предложена людьми, которые однозначно представлялись только как консерваторы, как защитники бюрократического центра.

Никого не хочу обвинять в своих неудачах, ибо они были неизбежны и во многом предопределены неспособностью центра управлять страной и его слабостью в защите Союзного государства. Мои размышления сводятся лишь к тому, чтобы понять причины распада ранее существующей издательской системы и того антагонизма, который сформировался по отношению к ней в республиках, и в особенности в России. Откуда возникало такое неистовое неприятие и отрицание всего того, что предлагали и над чем работали в союзном министерстве. В стремлении быть объективным не могу не сознавать, что антагонизм российских министерств (культуры, образования, издательского дела) к союзным министерствам имел давнюю историю. Истоки его, конечно, в длительном бесправии России даже в сравнении с другими республиками и в политике центральных министерств многие вопросы Союза решать за счет России. Этот давний антагонизм, когда наступило полновластие российских министерств, перерос в откровенное недружелюбие по отношению к тем, кто работал в центральных ведомствах, и сформировал негативное отношение ко всему, что делалось в них.

Эта позиция была устойчивой, по моему мнению, и вследствие того, что в профессиональном отношении аппарат российских республиканских министерств часто уступал центральным. Недостатки профессиональной подготовки, особенно вначале, восполнялись своеволием, игнорированием практики и опыта предшественников. Нельзя было не учитывать при этом и воздействие психологических личных качеств людей, которые пополнили состав руководящих кадров российских министерств. Среди них, как показывают наблюдения, оказалось немало тех, в том числе из центральных ведомств, кто не был по своим убеждениям никогда последовательным приверженцем демократических перемен. В условиях практически неограниченной власти многими из них на первом этапе владело лишь чувство отмщения людям, олицетворяющим центральную власть, за подчинение, за несправедливое отношение в прошлом. Это естественное и в чем-то неизбежное поначалу настроение в дальнейшем повлияло на формирование образа мышления и стиля работы по известному принципу: заставить бояться себя куда легче, чем заставить уважать. Эта позиция во многом была монопольна и куда меньше была ограничена, в отличие от центральных министерств СССР – послушных исполнителей решений и поручений ЦК КПСС.