Заложник времени. Заметки. Размышления. Свидетельства

Именно это время в наибольшей степени характеризовалось понятием «невостребованность». С грустью приходилось наблюдать, что так называемый кабинет министров в лице В. С. Павлова и его ближайшего окружения не только не пытался изменить, но и не понимал значения для страны международных информационных связей. Наступило такое время, когда слишком многое требовало спасения от гибели и разрушения, чтобы можно было обращать внимание на культуру, народное образование, печать и книгоиздание. Не случайно министр печати и информации утвержден был только в июле 1991 года, на седьмой месяц существования этого странного президентского кабинета министров СССР, а министр народного образования так и вообще не был утвержден.

В то смутное время меня часто спрашивали: верю ли я в дееспособность Министерства печати и информации? Я отвечал, что дело здесь вовсе не в субъективной вере. Дело было совсем в другом. Речь шла о том, хватит ли у нас мудрости сохранить СССР или нет. А без единой системы печати и книгоиздания, этой материальной базы культуры, невозможно было представить содружество республик, многие десятилетия живущих в едином информационном и духовном пространстве. Рвать эти связи значило нарушить процесс длительного взаимного обогащения национальных культур. Думаю, теперь это понятно для всех здравомыслящих людей, кого еще заботит и тревожит судьба отечественной многонациональной культуры.

Я хорошо знал, что успех Министерства печати и информации СССР только в тесном сотрудничестве с республиками, и потому уже на четвертый день после утверждения меня министром были приглашены в Москву все руководители республиканских министерств и комитетов печати. В результате этой встречи было подготовлено открытое письмо президенту СССР, кабинету министров СССР, правительствам союзных республик. В этом письме, которое было опубликовано 26 июля 1991 года в «Известиях», в «Правде» и многих других центральных газетах, мы без всяких прикрас сказали о той беде, которая нависла над печатью и книгоизданием. Откровенно было сказано о разрушении полиграфической базы печати и неспособности отечественного машиностроения обеспечить его хотя бы минимальные потребности. Заявлено было и о том, что уже началось гибельное для общества сокращение объемов печатного производства, закрытие многих государственных издательств и прекращение выхода в свет газет и журналов. Открыто было сказано также и о том, что всего за 1,5 года (1990–1991) читатели не получили около 500 миллионов книг, и в их числе более 100 миллионов детских. Осознавая опасность разрушения материальной базы, мы предупреждали, что в ближайшем будущем страна окажется без учебной, детской, научной и технической книги, справочников и энциклопедий, национальной и зарубежной классики. Эти обстоятельства, подчеркнули мы в открытом письме, дают серьезные основания миллионам читателей для сомнений в приверженности правительств суверенных республик к гласности.

Наши требования сводились к необходимости осуществления таких мер, которые остаются актуальными и поныне: установить в порядке исключения фиксированные цены на бумагу и снизить оплату за доставку газет и журналов, частично компенсируя эти расходы для предприятий бумажной промышленности и связи из государственного бюджета. Одновременно мы настаивали на том, чтобы редакции газет, издательств, предприятия и организации, работающие в сфере печатного дела, облагались льготными налогами, как это принято в международной практике. Открытое письмо, кроме меня, подписали: министр печати РСФСР Полторанин, председатель Госкомпечати УССР Дьяченко и все другие министры и председатели комитетов республик. К сожалению, взбудораженное многочисленными обращениями, заявлениями, декларациями общественное мнение уже не было восприимчиво к подобным открытым письмам, а правительства были заняты совсем другими заботами, а потому наши предложения и предупреждения не встретили какого-либо внимания.

Реакция же кабинета министров СССР и В. С. Павлова была весьма своеобразной. Через три дня (29 июля) после опубликования нашего обращения в печати я получил ксерокс опубликованного в «Правде» открытого письма и приложенную к нему записку с личной резолюцией премьера, где было начертано следующее, привожу полностью: «Обратить внимание т. Ненашева М. Ф., что общение с президентом СССР и Кабинетом Министров СССР через открытые письма в печати несовместимо с занимаемой им должностью члена этого кабинета – министра СССР. Предупредить, что при повторном факте я прошу сразу же подать просьбу об отставке. В. Павлов, 29 июля 1991 г.». Таково было восприятие и таков единственный за семь месяцев деятельности кабинета министров ответ на многочисленные сигналы SOS нового министерства о разрушении базовой сферы отечественной культуры.

Сегодня, когда мы извлекаем и осмысливаем горькие уроки из нашего недавнего прошлого, я задаю себе вопрос: имело ли перспективу вновь созданное Министерство печати и информации СССР и стоило ли его отстаивать?