Очень не хочу, чтобы на меня обиделись мои собратья по тяжелой и неблагодарной партийной профессии, знаю, сколь горька их доля, но не стану ханжить и скажу, что думаю. Считаю, что дело было не только в слабости партийного центра и коварстве его лидеров, а больше в неспособности партийной провинции идти впереди событий и переломить инерцию старых методов и подходов в партийной работе. Как ни менялись круто события в стране, партийные комитеты в своем общественном влиянии продолжали по-старому рассчитывать лишь на авторитет власти, а не на авторитет среди масс. Партийное самодовольство, которое, несмотря на перемены, сохранялось во всем всесилии, по-прежнему было основано на убеждении, что во всех инициативах и делах люди обязательно придут к партийным работникам и только они будут решать их судьбу. Подобное ожидание все меньше и меньше оправдывалось на практике. Люди все с большей неохотой шли в партийные комитеты. В результате ручеек связей партийных комитетов с различными слоями трудящихся все больше сужался, а потом и вовсе обмелел. Происходило неизбежное и естественное: людям все меньше становился необходим партийный комитет в старом, привычном его виде, ибо стал не нужен прежний партийный администратор-распорядитель и управитель, от которого еще недавно зависела вся их жизнь.
Формирование кризиса КПСС происходило по мере того, как исчерпывался кредит доверия партии. Любопытно хронологически проследить эволюцию этого, тогда часто употребляемого понятия «кредит доверия». В начале перестройки, в 1986 году, во весь голос устами Горбачева было заявлено: «Партия получила от народа кредит доверия и обязана его оплатить». Через год шла речь о том, что этот кредит не бессрочен, а время скоротечно. Еще через год уже с заметным беспокойством генеральный секретарь стал повсеместно говорить, что кредит доверия к партии исчерпывается. А через четыре года он уже с горечью констатировал, что кредит доверия исчерпан и следует работать над тем, чтобы не сохранить, а завоевать утраченное доверие. В эволюции этого понятия, по моему мнению, отчетливо просматривались основные этапы падения авторитета партии и доверия к ней. Можно было по-разному оценивать причины кризиса, но никуда нельзя было уйти от того, что, как показывали социологические исследования, проводимые в различных регионах страны, в конце 1990 года позитивное отношение к деятельности партии проявляли лишь 15–16 % взрослого населения страны.
Доверие – это всегда выполнение взятых обязательств и данных обещаний. В числе самых серьезных просчетов партии и ее лидеров во главе с генеральным секретарем был облегченный неквалифицированный подход к решению сложных экономических и социальных проблем. Именно здесь больше, чем где-либо, проявилась старая, традиционная, реформаторская самоуверенность КПСС: все изменим, все в короткие сроки перестроим и дадим советским людям все необходимое.
Вспомним, сколько раз на длинном мучительном пути к коммунизму вожди от имени партии обманывали народ, обещая золотые горы и молочные реки, и никогда не просили прощения за свое вранье. Наверное, только одному Богу известно, сколько горечи в сердцах людей и горючего материала для грядущих социальных взрывов накопилось за это столь длинное время лжи. Вспомним, как обещано было народу торжество коммунизма уже к 1980 году, как к 2000 году каждому гражданину гарантировали отдельную квартиру, как еще в 1991 году президент Б. Н. Ельцин клялся не повышать цены.
Размышляя над этим, вижу именно здесь исток тупикового положения, в котором оказалась вся партийная пропаганда и информация. Говорю это как ее служитель и жертва. О каком доверии к слову партии могла идти речь, если даже тогда, когда прошло пять лет и все легкомысленные обещания, в распространении которых особенно усерден был генсек, оказались несостоятельными, у партии все равно не хватило мужества сказать всю правду о возникших трудностях советским людям, поверившим и ожидавшим от перестройки улучшения жизни. Не хватило смелости, не хватило мудрости повиниться перед миллионами простых тружеников, тех, на долю которых пали тяжелым грузом испытания страны с ее трудной и трагической историей. Тех самых людей, которые к концу своей жизни с нищенской пенсией, вечной нуждой все еще проявляли терпение и сохраняли веру в перемены, надежду на доброе в своей жизни.