Заложник времени. Заметки. Размышления. Свидетельства

Подробно рассказываю об этой встрече, ибо она показала, что наши мудрые духовные наставники оказались правыми в своем тревожном предвидении социальной и духовной трагедии страны. Я видел, что участников встречи не удовлетворило и не утешило многословное заключение президента СССР, в котором он признавал, что элементы хаоса, развала действительно опережают созидательные усилия перестройки и в этот час испытаний он уповает на гражданское согласие, ибо его альтернативой может быть только Гражданская война. «Власть и культура – эти главные инструменты общества, единственные, кто еще могут помочь обществу в это тревожное время», – говорил он, с грустью глядя на присутствующих и читая в их глазах недоверие. Президенту СССР уже нечего было сказать в ответ на упреки и замечания, а деятели культуры уже ничего не ждали от человека, утратившего способность управлять событиями. Признаюсь, всех участников этого совещания не покидало чувство обреченности и близкой трагедии российской интеллигенции, той самой, которая первой вызвала радикальные перемены и первой же стала их жертвой. Не так уж много прошло времени, как в ноябре 1991 года появились предсмертные стихи известной поэтессы Юлии Друниной, обращенные к безымянному герою:

Но боюсь, что и вы бессильны.
Потому выбираю смерть.
Как летит под откос Россия,
Не могу, не хочу смотреть.

Этому тонкому, ранимому поэту-фронтовику в войну под пулями было легче, чем теперь, в этом жестоком мире дельцов и нуворишей, когда понятие чести, совести, Родины, Отечества потеряло всякую цену, и ей ничего не оставалось, как оставить эту преданную и такую дорогую ей землю, и она покончила с собой.

В смерти Юлии Друниной, как выстрел, прозвучала трагедия русской интеллигенции. Трагедия от смятения, от растерянности перед общим развалом и больше всего от сознания своей вины за все, что случилось с народом и страной.

Прошли годы со дня смерти Ю. Друниной, и сколько горя и разочарований пережила за это время национальная культура и интеллигенция. И если раньше вся горечь бытия и творчества интеллигенции состояла в том, что ей мешали и с ней боролись, то теперь все очевиднее становилось, что она просто никому не нужна. С этим непосредственно было связано возникновение такого понятия, как невостребованность, но об этом речь в следующей части книги.

2. Невостребованность

Полтора года моего пребывания в Гостелерадио СССР, ставшие чем-то похожим на продолжительную командировку, принесли заметные перемены в книжный мир. Пушкинская площадь, Страстной бульвар, 5, где располагался Комитет по печати, за время моего отсутствия изменились и стали неузнаваемы. Они встретили меня десятками и сотнями разложенных прямо на улице вдоль домов, в подземных переходах новых периодических и книжных изданий, бойкой торговлей по коммерческим ценам изданиями различного толка и ориентации, книжными бестселлерами по детективной, эротической и религиозной тематике.

Сложное переходное время, в котором мы оказались, имело свои, только ему свойственные черты. Среди них наиболее характерным было крушение привычных представлений, обнажение всего того, что еще вчера было или мало известным, или вообще скрытым от большинства.

Обнажилось и такое еще совсем недавно безупречное признание: мы самая образованная, самая культурная, самая читающая страна. Обнажились во всем греховном естестве бескультурье, бездуховность, открылись мутные потоки многих других пороков общества, которое долгие годы казалось таким благополучным.

Противоречивое время переживало и книгоиздание – важнейшая область отечественной культуры. Проявлялось это в том, что, с одной стороны, налицо были позитивные перемены: творческая и экономическая самостоятельность стали нормой жизни большинства издательств. Многие из административных регламентов и запретов остались в прошлом. Читатель мог теперь свободно приобретать книги писателей, ученых, долгое время находившихся под запретом. Появление наряду с государственными издательствами альтернативных коммерческих издательств создало принципиально новую ситуацию в книжном мире, суть которой состояла в том, что была разрушена государственная монополия на издательскую деятельность и возникла реальная конкуренция между государственными и альтернативными коммерческими издательствами. Уже первые шаги альтернативных издательств показывали, что они более оперативно откликаются на запросы рынка и тем самым заставляют и государственные издательства поспешать в своих издательских проектах. Это явление весьма существенно меняло всю конъюнктуру книжного рынка.