Заложники

Внешне люди казались невозмутимыми, но это было не так: каждый скрывал тревогу и нетерпение, всех терзала неизвестность. То один, то другой из мужчин вставали с лапника и уходили на опушку: вдруг удастся что-нибудь услышать, что-нибудь разглядеть. Болела душа за покинутый дом, не терпелось узнать, что творится в деревне.

Укрывшиеся под могучими елями беглецы забеспокоились, увидев, что Даукинтис возвращается с каким-то вооруженным человеком. Двое подростков на всякий случай бросились сломя голову к болотам.

Выяснилось, что ушедший в разведку Даукинтис встретил своего бывшего соседа, подавшегося в отряд лесных братьев, которые, по всей вероятности, обосновались в этих необъятных лесах. Длинные волосы пришельца спадали на ворот черного ватника, на груди висел полевой бинокль, под мышкой он нес карабин. Его бледное лицо выглядело бы совсем мальчишеским, если бы не рыжеватые усы под носом. Он оглядел сгрудившихся вокруг костерка людей, и важно напыжившись, тоном знатока заявил:

— Раз уж начался массовый вывоз, быть войне.

— Пора бы вам сменить пластинку, — недовольно проворчал Мажримас.

— Ну нет. На этот раз дело действительно серьезное, — вспылив, ответил парень. — Разве не так случилось в сорок первом?

— Тогда немец у границы стоял. А сейчас… — вмешался в разговор Даукинтис.

— Американцы не допустят разгула большевиков! — продолжал длинноволосый. — До нас дошли кое-какие сведения…

— О боже, боже… — вздохнула Мажримене. — За какие грехи ты нас наказываешь?

Пришелец зыркнул в ее сторону, потом перевел взгляд на Довиле и долго не отводил его.

— Как бы там ни было, а этот вывоз позволит нашему отряду увеличить силы, я в этом не сомневаюсь, — развивал свою мысль мужчина. — Вот ты, Даукинтис, к примеру, куда денешься, если твою семью вывезут?

— К вам не пойду, это точно.

— Почему же?

— В Сибири, бог даст, выживу, а у вас…

— Да ты не трусь!

— Э, браток, вряд ли найдется желающий поспешить к вратам святого Петра! — робко хихикнув, попытался оправдаться крестьянин.

Собеседник сердито посмотрел на Даукинтиса.

— Вот прищемят тебе хвост, как миленький прибежишь! — злорадно произнес он и внимательно посмотрел в сторону опушки, будто ожидая кого-то. Заметив на прощание, что не советует жечь костер — ведь ненароком могут увидеть дым те, кому не следует, — парень не спеша удалился в глубь леса.

— А знаете, чего ради этот герой появился на окраине леса? — ехидно спросил Даукинтис, продолжая смотреть вслед незнакомцу. — Можжевеловая ему потребовалась, сорокаградусная. Он к Рамошкене собирался заглянуть, а как про солдат от меня услыхал, мигом жажда пропала.

— Зальют зенки водкой, а потом что хотят, то и воротят, — заметила Мажримене. Она сидела на брезентовой подстилке и вязала носок, который предусмотрительно прихватила из дому, чтобы не маяться в лесу от безделья. Неподалеку от нее Довиле расчесывала волосы младшей сестренке и заплетала их в толстую косу.

Когда стемнело, Мажримас и Даукинтис собрались в деревню. Мать проводила их до опушки и предупредила:

— Только не попадите в западню! Сначала оглядитесь хорошенько, прислушайтесь, а уж потом…

Довиле уложила братьев и сестер под ватными одеялами, сама легла с краю, но никак не могла уснуть. Нет, лес ее не пугал. Деревья всегда вселяли в нее спокойствие, она любила сравнивать их с вытянувшимися в стойку зверьками. Под их сенью могли найти кров обиженные, убежище — преследуемые. Так было в старину, так продолжалось и нынче. Ведь этой ночью и Шарунас наверняка бродит в чащобе или тоже лежит на подстилке из еловых лап и смотрит в звездное небо. Оба они видят те же мирно мерцающие звезды. Их мысли улетают ввысь и встречаются над землей. Довиле крепко зажмурилась, чтобы ничего не видеть и целиком предаться своим тайным мечтаниям, воскресить желанные видения. Утешением для нее было хотя бы то, что в этот мир ее таинственных грез никто не мог войти самовольно, никто не мог запретить ей строить воздушные замки. Это было поистине сокровищем девушки, которому она не уставала радоваться снова и снова, множила его в своем воображении и целиком погружалась в мысли о нем. Никто не мешал ей быть наедине с любимым, разговаривать с ним, ласкать его. Довиле возвращалась в ту новогоднюю, ставшую такой далекой ночь и продлевала ее до бесконечности. Девушка не краснела от стыда, будучи наедине с собой, что откликнулась когда-то на зов плоти — ведь его вызвали другие, возвышенные чувства, — не стеснялась и того, что истосковалась по Шарунасу душой и телом.

Далеко за полночь, когда Довиле еще продолжала витать в царстве грез, вернулся отец. Дома за это время ничего не изменилось, ничего не произошло, не наведался ни один гость. Правда, соседка Вероника сообщила, что народные защитники на трех телегах вывезли семью Скрупскялисов, живших неподалеку от леса. На шоссе их дожидался грузовик, в который погрузили людей и кое-что из скарба. По углам кузова встали охранники. Выходит, один сосед уже отправился в дальние края. Кто будет следующий?