Заложники

Пятрас Жичкус между тем томился от безделья, то выходя во двор к товарищам, то снова возвращаясь в избу. Он пытался успокоить хозяев, что все обойдется, нужно только набраться терпения и дождаться возвращения лейтенанта, однако голос его звучал не слишком уверенно. Жичкус знал — власти не любят, когда кто-то пытается расстроить их планы. Отчитают его, скажут, не мути, Жичкус, воду, лучше делай, что тебе приказано. И надо же было такому случиться! Вот это встреча! Пятрас чувствовал себя подавленно, будто он больше всех виноват в том, что случилось. За два года службы Пятрас научился неукоснительно исполнять любой приказ, ни в чем не сомневаться, поскольку все действия новой власти, безусловно, справедливы. И если людей увозят в ссылку, значит, так нужно. Этого требует классовая борьба. Такими словами им объясняли обычно все происходящее, и все оправдывали. Но вчера Пятрас Жичкус, по правде говоря, не по уставу расстроился — вывозили семью с малолетними ребятишками. Он увидел их испуганные глазенки, и у него защемило сердце. И это в то время, когда нужно было действовать с суровым видом, не выдать накатившей слабости, своими решительными, грубыми действиями показать, что эти люди враждебны ему. Вечером переполненный грузовик вернулся в Кликунай — Пятрас стоял в углу кузова с винтовкой в руках. Он ужасно устал, однако всю ночь так и не смог сомкнуть глаза. Рано утром, выпив натощак стакан чая, Пятрас опять отправился на службу, не догадываясь, что новый день принесет испытания посерьезнее прежних.

Улучив момент, Жичкус отозвал Довиле в сторонку.

— Я хочу помочь тебе, — с жаром начал он. — Ты ведь здесь очутилась совершенно случайно, работаешь и прописана в другом месте, а значит, ничего общего с семьей родителей не имеешь. Пока нет лейтенанта, уноси отсюда ноги — я разрешаю. А в Литве можешь оставаться.

Округлив глаза, девушка недоуменно смотрела на бывшего одноклассника. На какой-то миг в голове мелькнула соблазнительная мысль: почему бы и не послушаться умного совета? Но это была лишь минутная слабость.

— Хочешь, чтобы я предала родителей, оставила их в трудную минуту? Никогда! Я поеду с ними! — решительно сказала Довиле, отшатнувшись от милиционера.

Больше она не подходила к нему — безучастно наблюдала, как по двору слоняются без дела вооруженные мужчины.

Но вот во двор влетел на взмыленной лошади всадник. Мелькнула под окном темная тень. Краснощекий лейтенант, громко стуча сапогами, ввалился в избу и торжественно заявил:

— Скажи мне спасибо, Мажримас! Оставляем тебя! Выставляй по этому случаю бутылку, а хозяйка пусть зажарит нам яичницу!

Взрослые и дети облегченно вздохнули. Обрадованные таким поворотом событий хозяева кинулись исполнять приказание. И только Довиле не смогла преодолеть неприязнь к Пятрасу Жичкусу. Не ответив на его прощальные слова, она резко повернулась и исчезла в спальне. Как разрядка после напряжения на девушку накатила слабость. Она упала на постель, уткнулась лицом в подушку и разрыдалась. Довиле и сама не знала, чего она плакала. Просто ей было жаль себя, родителей, весь белый свет. И лишь когда в доме стихло, девушка встала, подошла к окну и посмотрела в сторону дороги — следом за пустой пароконной телегой, сгорбившись, как под тяжестью невидимой ноши, понуро брел Пятрас Жичкус. Впервые Довиле пожалела этого человека.

VIII

В окно школы вливалось по-весеннему ласковое солнце. Объясняя урок, Довиле встала спиной к нему, чтобы чувствовать тепло солнечных лучей. Время от времени она бросала взгляд в школьный двор, любуясь первой сочной зеленью, кустами сирени, на которой уже распустились листья, кудрявым кленом у колодца. Поляна была усеяна желтыми одуванчиками. Только на акациях, что росли вдоль дорожки, еще набухали почки. Они всегда зацветали последними, зато осенью и после заморозков на их ветвях продолжали трепетать зеленые листья.

«Дин-дон! Дин-дон!» — поплыл в бодрящем голубом воздухе колокольный звон, доносящийся со стороны кладбищенской часовни. Привычный в этих местах звук, не более. Во время уроков дети вообще не слышали его. На поросший соснами холмистый погост деревни Луксненай привозят покойников со всей Кликунайской волости. Поначалу Довиле, услышав колокольный звон, чувствовала непонятную тревогу и даже страх, но со временем свыклась и перестала обращать на похоронные процессии внимание. Так уж устроена жизнь: каждый день рождаются и умирают люди. Но трудно оставаться спокойной, когда уходят из жизни еще молодые, не успевшие прожить отмеренный им срок. А деревенские ребятишки не раз рассказывали учительнице о таких нелепых смертях: чьего-то соседа убило током, а другой сам погиб по пьяной лавочке, третьего настигла шальная пуля, и его нашли мертвым возле дороги.