Заложники

Две недели у неё ушло на то, чтобы Центр пообвык в доме. Тамара обзавелась ночниками и тусклыми гирляндами, которые она оставляла включенными на ночь, чтобы малыш не боялся темноты. В первое время он часто будил её своими кошмарами из картинок галлюцинаций наркоманов. И она, сонная, садилась на диване в обнимку с подушкой и до самого рассвета пела своему малышу-центру колыбельные.

Точно войдя в тяжёлое положение врага, Мишенька взял таймаут в беспощадной войне против неё и просто холодно её игнорировал – так думала ведьма, увидев, что проказы закончились. Но даже за отсутствие в доме бессмысленных изматывающих дополнительных хлопот, она уже была ему благодарна.

Михаил Иванович иногда помогал Тамаре с ночными бдениями, когда от усталости у неё уже начинал заплетаться язык. Он пел грубым голосом из своего угла за кухонным шкафом старые заунывные песни и, засыпая, Тамаре казалось, что из кладовки ему начинает подпевать мелодичный Мишенькин голосок. Про крестины мальчика знахарь ей не напоминал, но девушка постоянно чувствовала всё сильнее давящую тяжесть в груди из-за невыполненного обещания.

Центр беспокоился по ночам всё реже и реже, и однажды утром Тамара решила – еду немедля! Тянуть больше нет сил!

Рано утром, покидав в многострадальную сумку необходимое, она на перекладных рванула в деревню на отшибе Вологодской области. Основательно протрясся кишки по ухабам среди до тошнотворной головной боли фонящих негативными эмоциями людей, Тамара только к вечеру вывалилась на нужной деревенской остановке.

Немного отдышавшись на лавочке, она решительно зашагала к церкви. Странности она заметила ещё на подходе к ней. Не смотря на то, что время подходило к вечерней службе, люди проходили мимо церкви, старательно отводя от неё в сторону глаза.

Под удивлённые взгляды на себя, Тамара натянула на голову платок, перекрестилась и прошла на церковный двор. В лавке вместо привычной женщины сидел старичок. Она поздоровалась с ним и спросила, где ей можно поговорить со священником.

– Предыдущий помер, а другого ещё не прислали, – ответил он.

– Как помер?! – ошарашенно воскликнула Тамара.

– Да так, прямо на службе. Такого-то числа пришёл, вместо молебна прочёл проповедь о необходимости всеобщего покаяния и раскаяния в грехах. Затем стал тыкать пальцем в прихожан и кричать, что демоны стоят уже среди них и если людской род не изменится, то миру придёт конец. А народ чего? Ясное дело, стали шушукаться, да хихикать, мол, спятил батюшка на старости лет. В ярости он наложил на всю деревню анафему, потом за сердце схватился, упал и помер. Вот теперь народ церковь стороной обходит: не знают, можно им заходить, аль нет? Все ждут нового священника, что он рассудит.

– Помер… – поражённо пробормотала Тамара, понимая, что произошло это ровно в тот день, который она провела сидя в Центре, пойманная в его пространственно-временную ловушку.

– Помер… – снова прошептала она.

– Да, помер-помер! Ты глухая, что ль?! – рассердился старик, – Чего хотела-то?

– Помер! Это не он помер! Это моя последняя надежда померла! – крикнула ему Тамара и опрометью бросилась вон.

Точно не в себе она возвращалась домой. Застигнутая в пути большим разрывом в расписании движения рейсов, ей пришлось провести ночь на автостанции, прячась от мелкого холодного дождика под протекающим навесом. Но на пронизывающую влажность она не обращала никакого внимания и всё тихо шептала себе под нос: умер, он умер…

Внутри огнём горело от стыда – как она теперь посмотрит в глаза Михаилу Ивановичу и Мишеньке? У неё в руках был маленький шанс, возможность снять с мальчика проклятие и она упустила его. Впервые в жизни Тамара проявила эгоизм и погналась за мечтой, а в итоге профукала чужое спасение. Но что было, если бы она не поехала за Центром, а сперва рванула бы сюда? Что стало бы с этим маленьким напуганным чудо-юдо-китёнком?

«Ничего» – шептал маленький садистский голосок внутри неё. Но девушка понимала, что в тот момент встала на развилку судьбы, и выбор был или-или, третьего не дано. Выбери она мальчика, приехала уже на развалины здания, Центра в нём уже не было бы.

Тамара корила себя, металась, уговаривала, что всё успела бы, ругала, что так долго провозилась с Центром… И в то же время, какая-то часть её холодно осознавала, что встань перед нею вновь этот выбор, она поступила бы точно так же.

Девушка вошла домой, когда на улице минула полночь. Продрогшая, с горящими от температуры щеками, Тамара бессильно опустилась в коридоре на пол, не в силах посмотреть знахарю в глаза. Почуяв неладное, Михаил Иванович вышел из-за кухонного шкафа и посмотрел на неё.

– Он умер… – прошептала она, стягивая с головы платок, – Простите… Он умер, умер! Простите! – и разревелась, не в силах больше сдерживаться.

– Кто? – не понял Михаил Иванович и подошёл к ней, – Кто умер-то?

Привлечённый шумом, из кладовки вышел Мишенька и встал тихонько в сторонке.

– Священник! Священник, который покрестить Мишеньку мог! Простите меня, я так виновата перед вами!

Знахарь смущённо прокашлялся, быстро посмотрел на мальчика и произнёс: