Заложники любви. Пятнадцать, а точнее шестнадцать, интимных историй из жизни русских поэтов

Я дал разъехаться домашним,
Все близкие давно в разброде,
И одиночеством всегдашним
Полно всё в сердце и природе.
И вот я здесь с тобой в сторожке.
В лесу безлюдно и пустынно.
Как в песне, стежки и дорожки
Позаросли наполовину.
Теперь на нас одних с печалью
Глядят бревенчатые стены.
Мы брать преград не обещали,
Мы будем гибнуть откровенно.
Мы сядем в час и встанем в третьем,
Я с книгою, ты с вышиваньем,
И на рассвете не заметим,
Как целоваться перестанем.
Еще пышней и бесшабашней
Шумите, осыпайтесь, листья,
И чашу горечи вчерашней
Сегодняшней тоской превысьте.
Привязанность, влеченье, прелесть!
Рассеемся в сентябрьском шуме!
Заройся вся в осенний шелест!
Замри или ополоумей!
Ты так же сбрасываешь платье,
Как роща сбрасывает листья,
Когда ты падаешь в объятье
В халате с шелковою кистью.
Ты — благо гибельного шага,
Когда житье тошней недуга,
А корень красоты — отвага,
И это тянет нас друг к другу.

Это стихотворение — одно из тех, которые Юрий Живаго написал в Варыкине, куда его и Лару с Катенькой забросила судьба, где они провели вместе последние недели перед вечной разлукой. В поэтических строках отражены сюжетные обстоятельства: домашние Юрия Андреевича за время его вынужденного отсутствия успели покинуть свой временный приют и найти спасение в эмиграции, брошенное и запущенное жилье в Варыкине, безлюдье окружающего леса, — и неиссякаемая любовь, которая, несмотря на сопутствующий ей хаос, возможную скорую расправу, отсутствие всяких надежд на будущее, одухотворяет и осмысливает их повседневность, заставляя радоваться каждому наступающему дню и одновременно горевать перед сложностью и гибельностью земного существования. Стихотворение не только называется «Осень», но и описывает осенний лесной пейзаж — и это, пожалуй, единственное, что идет вразрез с сюжетом и заставляет соотнести его не только с романными событиями, но и с реальной жизнью поэта. События в Варыкине происходят в самой середине морозной и снежной уральской зимы.

Юрий Андреевич совершает один странный поступок за другим: он предпринимает слабые попытки уехать в Москву, узнав о том, что его жена и дети находятся там, но проходят месяцы, а он никуда не уезжает, а вместо этого оседает в Юрятине, устраиваясь на три работы. В письме, полученном от Тони, он читает о вынужденной эмиграции своей семьи, но не делает ни малейшей попытки связаться с ней или хотя бы уяснить для самого себя возможности воссоединения. Кажется, что это результат принятого им внутреннего решения остаться с Ларой, которую доктор больше всего боится потерять и утратить свое хрупкое счастье, дающее ему и творческий импульс и необычайную ясность философского взгляда на мироздание. Но это не так: мы видим, как Юрий Андреевич сам, обманным путем, отсылает Лару со своим вечным врагом и антагонистом Комаровским, вполне сознавая, что видит ее в последний раз в своей земной жизни.

Неумение и нежелание принимать решения, отказ от собственной воли, страдательная пассивность отношений, стремление избежать выбора, раздвоенность даже в самые счастливые минуты — всё это качества Юрия Андреевича Живаго, которые осмысливаются автором романа как положительные: «...Двойственность, без которой нет жизни»[283]. Это родственное герою раздвоение мучительно — «Юрий Андреевич привык к нему, как можно привыкнуть к незажившей, часто вскрывающейся ране». «Чем ближе были ему эта женщина и девочка, тем менее осмеливался он воспринимать их по-семейному, тем строже был запрет, наложенный на род его мыслей долгом перед своими и его болью о нарушенной верности им». Со стороны Лары такая позиция Живаго не только не осуждается, но полностью принимается без малейших оговорок: «В этом ограничении для Лары и Катеньки не было ничего обидного».