Да Греттайро остался сидеть, не шевельнув ни единым мускулом, не издав ни единого звука, лишь с интересом наблюдая за поведением гостя. Он хорошо помнил и сразу узнал этого человека, едва не истребившего всю его шайку в Мессантии, хотя киммериец здорово изменился за прошедшие десятилетия — прежде всего, еще раздался в плечах и вроде бы даже стал выше ростом. Сложение Конана и раньше весьма впечатляло; в тесноте часовни он смотрелся подлинным медведем. В гриве прямых волос, небрежно прихваченной на затылке кожаным ремешком, поровну мешались чернь и серебро. Лицо варвара годы также не пощадили: крупные правильные черты несколько утратили подвижность, резкие морщины пролегли на лбу и меж густых бровей, но яркие синие глаза смотрели с прежней живостью, а в движениях не чувствовалось ни грана скованности, свойственной почтенному возрасту.
Мы ведь с ним почти ровесники, подумал вдруг гуль. Я, пожалуй, даже постарше. Но больше тридцати — по людскому, конечно, счету — мне не дашь, и так будет еще самое малое три столетия, а киммерийцу отмерено — сколько? Еще десять лет? Двадцать? До чего недолговечны люди, как непривлекательна их старость… Конечно, этот здоровяк с Полуночи великолепен даже в свои весьма преклонные годы, но такие исполины редко рождаются среди людей. Впрочем, и его кости успеют истлеть в могиле, и кости всех ныне правящих людских владык, сменятся династии, падут многие троны, — а Блейри да Греттайро будет править Рабирами, по-прежнему храня телесную крепость и ясность рассудка… Неужели одно это не служит достаточным доказательством избранности гульского народа?..
Вошедший тем временем наскоро размял затекшие от веревок руки, глянул на Блейри с высоты своего немалого роста, и его громкий насмешливый голос, привыкший отдавать команды на поле боя, заполнил тесную келью:
— Ты что еще за хрен, парень? Чего сидишь — лотоса обкурился или ноги не держат? Разговор у меня будет только с вашим старшим, и никак иначе. А ты, сопляк, больше как на конюха не тянешь… Ну, пошел вон!
После собственных благостных размышлений об избранности народа Рабиров грубая речь киммерийца подействовала на Блейри не хуже ведра ледяной воды. На миг Князь опешил: его, коронованного владыку Забытых Лесов, принять за конюшенного служку?! Вспыхнувший гнев опалил его разум жаркой волной. Однако негодование тут же схлынуло, уступив место трезвому пониманию: людской король догадывается, кто перед ним, и нарочно пытается вывести противника из себя. Как всегда в сложной ситуации, Конан из клана Канах предпочел лобовую атаку изощренной дипломатической дуэли.
Что ж, если так, я найду способ заставить тебя играть по моим правилам, подумал Блейри. Но и грубости не спущу. Не двинувшись с места и не отвечая, даже не изменившись в лице, он одними глазами наблюдал за Конаном.
Варвар привольно, по-хозяйски уселся напротив, чуть помешкав, выбрал из кубков самый вместительный и от души налил себе вина. Блейри не пошевелился. Киммериец хмуро покосился на него и поднес кубок к губам.
Тогда правая рука Князя метнулась вперед с быстротой, за которой не мог уследить человеческий глаз, и ударила по серебряной чаше.
Попыталась ударить. Конан был настороже, и его ответ оказался не менее быстр. Киммериец перехватил удар над столом-алтарем, стиснув запястье да Греттайро будто тисками. При этом часть вина выплеснулась ему на колени и рубаху, но оставшееся Конан выпил одним мощным быстрым глотком и швырнул тяжелый кубок в голову Князя.
Гуль легко уклонился, и серебро зазвенело о камень. Так же легко он свободной рукой выхватил в воздухе могучий кулак Конана, летящий ему в переносье следом за кубком. Сцепив руки над священным камнем, два равных по силе противника тщились превозмочь друг друга — так порой забавы ради тягаются моряки в портовых тавернах Кордавы, ставя на кон кувшин дешевого красного вина, только теперь ставки могли быть несравненно выше. Десять, двадцать ударов сердца — лицо Конана покраснело от напряжения, на шее Блейри вздулись жилы, однако оба, как ни старались, не могли ни освободиться от захвата соперника, ни прижать его ладонь к мраморному столу.
Наконец разжали пальцы оба — одновременно.
Блейри глянул на свое правое запястье, перехваченное багровым следом от железных пальцев Конана. Его лицо выражало брезгливое недоумение.
— Неплохо для смертного, — признал он. — Мой урок вежливости не удался. И все же, киммериец, даже став королем, ты все равно остался грубым варваром.
— Я остался воином, — буркнул Конан, потряхивая онемевшей ладонью. — Ты меня тоже удивил — нипочем бы не подумал, что в таком заморыше спрятана сила, равная моей. Кто ты такой, прах тебя побери?
— Грубость, похоже, для тебя привычнее, чем дыхание, — чуть заметно усмехнулся гуль, — но здесь и сейчас она лишь выдает твою неуверенность. Меня зовут Блейри да Греттайро, и я — князь Забытых Лесов.