— С ума сойти. В таком юном возрасте, и уже князь… Постой-ка! Как, говоришь, тебя зовут? Рейе рассказывал что-то… Ну да! Ты и есть тот самый ублюдок, из-за которого все началось! Так это ты убил вашего прежнего правителя?
— Нет. Я отдавал такой приказ, верно, но мы не успели. Князя Драго, к твоему сведению, никто даже пальцем не коснулся. Он умер сам, как и бо́льшая часть наших стариков, когда подействовало колдовство, вызванное к жизни твоим сыном. Так что можешь считать убийцей собственного отпрыска, — рабириец довольно прижмурился, не выпуская, впрочем, собеседника из виду. — Странно, что Золотой Леопард об этом умолчал. Наверное, побоялся твоего гнева, как думаешь? Но буду с тобой полностью откровенен: я убивал и сам. Я убил многих людей. Некоторые из них были твоими друзьями.
— Что мне помешает открутить тебе башку прямо сейчас? — прорычал киммериец, сжимая кулаки.
— Здравый смысл, — безмятежно откликнулся гуль. — Прикончить меня нелегко, снаружи охрана, за нами наблюдают. Неподалеку под бдительным присмотром содержат уйму тех, кто тебе по разным причинам до́рог, в том числе твоего сына, чье спасение из тьмы веков обошлось вам немалой ценой. Одно твое неверное движение, и тебе преподнесут его голову на подносе — золотом, как подобает персоне королевской крови. А теперь давай покончим с нелепыми препирательствами. Возможно, ты получаешь удовольствие, изображая неотесанного горца, но мне доподлинно известно, что на деле ты не таков. Итак, готов ли ты к серьезному разговору?
— Я здорово тупею, когда веду разговор с ножом у горла, — огрызнулся правитель Аквилонии. — Ну, валяй, начинай, а я послушаю, что умного скажешь. Надеюсь, ты не собираешься приносить меня в жертву какому-нибудь змееногу или гигантскому пауку? Во времена моей молодости находились любители, пробовали…
Блейри непонимающе поднял бровь.
— Значит, выкуп, — проворчал Конан с большим облегчением. — Нашел серьезный разговор, тоже мне… Сколько? В золоте, серебре, алмазах? Может, в векселях офирского казначейства?
— Об этом я не думал, — честно признался гуль. — Но раз ты предлагаешь, пусть будет еще и выкуп. Пятьдесят тысяч золотом, остальное, так и быть, векселями. Только это не главное — скажем так, маленькое приятное дополнение.
Конан крякнул.
— Тогда какого ж тебе?..
— Для начала мне требовалась толика твоего внимания, — да Греттайро откинулся к шершавой стене часовни. — И я его уже получил. Теперь постараемся забыть на время выходки твоего сына, ущерб, причиненный войсками твоего подданного, жизни твоих людей, взятые моими сородичами, и моих соотечественников, павших от рук смертных. Все это становится не слишком важным, когда я получаю известие о том, что три дня назад армия Зингары пересекла на Полудне бывший рубеж Незримой Стены и пусть медленно, но все же продвигается по нашим землям, захватывая опустевшие поселки и насаждая в захваченных местностях свою, пока что временную, власть.
— Та-ак, — энергично кивнул киммериец. — Чабела всегда казалась мне скорой на подъем.
— Как ты полагаешь, что это может значить — для меня? И для тебя, кстати?
— Для меня? Ровным счетом ничего. А для тебя это означает, что Зингарка пустила в ход некую обгрызенную крысами грамоту о признании вольного княжества Рабиры
— Хорошо, — Князь чуть склонил голову в знак согласия. — Теперь поставь себя на мое место. У тебя есть крохотная страна, окруженная со всех сторон могущественными соседями, есть немногочисленный и невоинственный народ, еще не оправившийся после навалившегося бедствия, и твердое решение уберечь свои земли от людского нашествия. А также — видишь, я полностью честен с тобой — огромное желание любыми средствами сохранить голову на плечах и корону на голове. Как бы ты поступил в таком случае?
— Ну-у, я… — варвар сделал вид, будто напряженно думает, даже навалился локтями на стол и стиснул руками виски. — Я… на твоем месте… Знаешь… Пожалуй, я бы на твоем месте… да, точно! Я бы повесился.
Блейри долго молчал.
— Мое терпение велико, но не безгранично, — очень тихо произнес он наконец, и на этот раз в его голосе явственно слышалось холодное бешенство. — Еще одна такая выходка, и нам принесут голову кого-нибудь из тех, кто заперт сейчас в подвале. Ты можешь шутить дальше, если находишь это уместным, но должен помнить: одна шутка — одна голова. Теперь продолжим. Вопрос тот же.