Заложники Солнца (СИ)

Пашка — из старших — рассказывал, что это Евгеньич командира науськал. Раньше Герман ни с какой учебой к ним не лез, а потом ему старый хрен по ушам поездил — как же так, дети растут неграмотными! — ну, командир и велел тем, кто постарше, в Бункер тащиться. Лично отвез, посмотрел, где будут жить. Наказал учиться и Евгеньича слушаться. Через месяц, сказал, навестит.

Но так уж вышло, что увиделись подопечные с Германом раньше, чем через месяц. Учеба у адаптов не задалась.

* * *

Нет — уроки еще можно было пережить.

Но после каждого урока полагалась перемена. И потом, когда отпустят, и все, что задано, сделаешь — свободное время. И что, спрашивается, в это свободное, мать его, время делать-то?

Дома они играли в хоккей — на траве, лед в новом мире уцелел только в воспоминаниях. Герман сам разбивал ребят на команды, сам тренировал. Подрастая, они даже по спальням стали селиться командами, так удобнее было. Клюшки себе делали сами, по росту. Чувствуешь, что клюшка стала мала — значит, вырос, пора мастерить новую.

А в Бункер клюшки не взяли, ни один не догадался. Почему — понятно, собирались-то по-взрослому, как в поход. А в походе, известное дело, не до игрушек! Кто ж знал, что тут тебе и перемены, и свободное, мать его, время?

Причем, что самое обидное, возле Бункера имелся стадион — самый настоящий, с малость заросшими, но все еще ровными площадками. Их туда каждую ночь после уроков выпускали «гулять».

— Как скотину на выпас, — ворчал Пашка.

Хрен ли, спрашивается, там «гулять»? Бродить стадом баранов, траву щипать, кучи наваливать?

В общем, клюшки нужны были до зарезу. Но идею попросить Германа привезти инвентарь в следующий раз отмели: во-первых, «следующий раз» настанет нескоро, а во-вторых, неизвестно — привезет командир клюшки или пошлет подальше. Оставалось одно — кому-нибудь быстренько сгонять, домой и обратно.

Решили, что пойдет Пашка. Он был почти самый старший — после Анжелы — и дорогу хорошо знал.

— Вот же дураки мы были! — вздыхал потом Пашка. — Хотя, конечно, мелкие еще… Это ж надо — не додуматься, что на следующее утро койка моя пустая будет!

Пашка рванул на волю сразу после того, как ребятам пожелали «хорошего отдыха» — адаптов, в отличие от хозяев Бункера, предрассветные часы под открытым небом не пугали.

На перекличке в школе Шелдон, как договорились, буркнул за Пашку «здесь», и отсутствие прокатило. А вот в следующее «хорошего отдыха» Люля поводила жалом и прямой наводкой направилась к Пашкиной постели. Там под одеялом лежала свернутая из полотенец «кукла» — типа, накрылся с головой и спит.

Не такой уж дурой оказалась Люля.

— Ты чего это спрятался?

Приподняла одеяло… Ну и понеслось.

Естественно, на расспросы они, все шестнадцать, молчали, как партизаны. Заговорила Анжелка — когда до ребят дошло, что Евгеньич в паре с еще одним дядькой собрался вечером на поиски.

— Не надо… Вам Пашку не догнать, он сутки как ушел! Не кипишите. Он завтра вернется.

— Да? — спросил Евгеньич.

И, Анжелка рассказывала, от этого «Да?» и отчаянного взгляда поверх очков всем им стало как-то не по себе. И впервые появилось чувство, что, похоже, в чем-то накосячили.

— А если не вернется?.. Пешком, в одиночку, такой путь! Кто-нибудь из вас подумал, как это опасно?! У вас ведь бывало так, чтобы уходили и не возвращались?!

И, сколько они ни вдалбливали, что не возвращаются совсем с других маршрутов, а тут — уж сколько раз хожено, что Пашка этот «путь» с закрытыми глазами пройдет, что ничего с ним не случится и случиться не может — ну, разве что Герман ремня ввалит, если угораздит напороться, — на упрямого дядьку ничего не действовало.

— Он ребенок, — твердил Евгеньич. — Ему всего девять лет! Герман доверил вас мне. И если вдруг… что-то произойдет, я себя никогда не прощу! Господи, ну почему в этом взбесившемся мире искажаются радиоволны?! Сколько бы проблем разом ушло… Василий, как только стемнеет — выезжаем.

Ребята тут же — ушки на макушке: на чем это «выезжаем»? Ездящих на чем бы то ни было бункерных никто из них еще не видел!

И не увидел. Их разогнали по спальням и заперли.

А Пашка гладко, без приключений добрался до Дома. И на радостях, какой он молодец, потерял бдительность. Напоролся на Германа прямо в коридоре.

— У-у-у, че было, — закатывая глаза, говорил потом посланник. — Не дай бог, пацаны, никому…

То есть, Герман не орал и за ремень не хватался. Командир повел себя неожиданно — стремительно побелел и покачнулся, Пашке даже показалось, что падает. Он скорей подскочил ближе, подставив наставнику плечо.

— Что случилось? — прыгающими губами проговорил Герман. — Где ребята?! Дикие?.. Солнце?.. Да что стряслось, ну?!

«Я тогда, пацаны, в первый раз увидел, как он за нас боится! И до того вдруг хреново стало — вот, прям хоть провались, чтобы не позориться! Такой дурью эти клюшки показались…»

— В Бункере, — пробормотал Пашка. — Нормально все… Я один, быстренько! За клюшками, да назад.

— Чего? — сглотнув, переспросил Герман. — За чем?