– Мы повесим Уильяма Берда в старой крепости на вершине холма, – сказал капитан, обращаясь к остальным. – Этот пленник ничего не знает о заговоре. Он не стрелял в наших людей прошлой ночью. Думаю, он даже не знал, что за сообщение его брат нес в Фулфорд. Он не мог ни написать, ни прочитать его. Однако он помогал предателю, поэтому он станет палачом Уильяма Берда – это его наказание.
– Нет!
Капитан Беринг повернулся ко мне.
– Если ты исполнишь свой долг, мы похороним твоего брата на освященной земле кладбища, а ты будешь свободен. Если ты откажешься, мы застрелим вас обоих и закопаем прямо здесь, во дворе.
– Почему? Матерь Божья! Повесьте и меня тоже!
Щелчком пальцев капитан подозвал двух солдат.
– Заберите этих людей. Пусть тот тащит своего брата в крепость. Когда он все выполнит, отпустите его.
– Ты слышал капитана, – сказал солдат, наставляя на меня мушкет.
Я смотрел на своего бедного брата.
– Господи Боже мой, Уильям, мы должны были умереть от чумы! Нам нужно было умереть там!
Слезы полились из глаз. Их накопилось столько, что они буквально душили меня, выжигая мне глаза. Я вытирал их, моргал, но они текли, и текли, и текли… Я подхватил Уильяма за руку и попытался поднять его. Он был тяжелым. На раненую ногу наступить он не мог. Мушкетная пуля не просто повредила кожу; она впилась в плоть и разбила кость. Я содрогнулся, представив, как его тащили по заснеженному полю. Я кое-как поднял его, он оперся о стену, и мы поковыляли к двери. Во дворе Уильям жестом попросил, чтобы ему дали длинную палку, на которую он мог опираться. Мы очень медленно побрели по снегу к крепости на холме.
– Не бойся, – прошептал я Уильяму. – У нас есть еще три дня.
– Нет, – хрипло ответил он. – Не у меня.
– Уильям, голос у камней сказал, что у нас есть шесть дней. Ты же был со мной.
– Мне голос отпустил три дня.
– Нет, Уильям, шесть! Ты говоришь так, чтобы успокоить меня!
– Шесть дней было отпущено тебе. Мне – только три.
– Нет!
– Послушай, Джон. Триста лет назад, когда мы шли в Эксетер, ты спросил меня, что бы я сделал, чтобы спасти мою душу. Так вот, я делаю это сейчас. Когда ты сказал, что голос отпустил тебе шесть дней жизни, я понял, что мы слышали не один, а два голоса. Я знал, что есть один Господь Бог, и Он говорит одним голосом. Я понял, что должен помочь тебе. Вот почему я передумал и решил не возвращаться домой, а отправиться вместе с тобой.
– Я слышал «шесть дней», Уильям! Совершенно отчетливо! Ты, должно быть, ошибся!
– Джон, ты что, не понял? Было два голоса, и каждый из нас слышал свой. Твой голос отличался от моего.
– Пошевеливайтесь! – прикрикнул на нас солдат.
– Брат, я знаю, что это конец. Но я знаю, что это хорошо. Я должен умереть, потому что ты должен идти. Не только ради спасения собственной души – но и ради моей тоже. Я знаю, что грешен. Я соблазнял многих женщин, и, честно говоря, мне трудно сожалеть об этом. Возлежать даже с самой безобразной из них было таким наслаждением. И как я могу раскаяться? Я бы произнес слова покаяния только для того, чтобы исполнить свое эгоистическое желание, как говорил мастер Лей. Мне нужно, чтобы ты шел дальше и исполнил то великое деяние, которое тебе суждено…
– Нет, Уильям!
– Когда ты увидишь святого Петра, восседающего одесную от Бога, ты сможешь сказать ему, что у тебя был брат, и он не был праведником, но не был и дурным человеком. Призови в свидетели доброго короля Эдуарда и скажи ему, что, хотя в Уильяме Берде было много плохого, все это только от любви. Он никогда не предавал женщин, даривших ему любовь, и не изменил – ни своему королю, ни своей стране, ни своей семье.
Пробираться по снегу в сумерках было тяжело. Мы и полпути еще не прошли.
– Ты понял меня, Джон? Только так ты сможешь стать искупителем моей души.
Уильям остановился, чтобы перевести дух. Он оглянулся на наш дом и замер. Он смотрел на мельницу, всем телом налегая на палку и обхватив ее обеими руками. Я не видел, что он делает, но тут он что-то мне передал.
Я инстинктивно сжал руку и лишь потом взглянул. Это было гранатовое кольцо Уильяма.
– Нет, Уильям! Я не могу его взять!
– А кому еще я могу его отдать?
Я надел кольцо на палец, и мы медленно побрели вверх по холму к развалинам крепости.
Я уже видел укрепления. В какой-то момент я поскользнулся на заснеженной траве, и мы с Уильямом упали. Он закричал от боли. Солдаты заорали на нас. Мы с трудом поднялись и побрели дальше.
– Ты спрашивал меня, почему я побежал, – сказал Уильям. – Просто я знал, что умру сегодня. И это было хорошо: я знал, что умру, и смог сделать свою смерть полезной. Может быть, ты сможешь сделать то же самое для кого-нибудь, когда наступит твое время.
– Я не понимаю этого мира, – ответил я. – В наше время мы трудились изо всех сил. Жизнь была трудна, но мы жили хорошо. Мы много работали, но у нас были простые радости. Теперь же многое стало намного проще – но стал ли проще этот мир? Он погряз в страданиях и убийствах.