Заложница

Я отбрасываю воспоминание, но по-прежнему не могу шевельнуться. Взгляд мой прикован к лежащему на полу телу Майка и скрюченному телу угонщика с угловатым лицом – Амазонки – в левом кресле. Оба мертвы. Вокруг шеи Амазонки – яркий след от жгута, такой же – на шее у Майка. Как же легко пронести на борт орудие убийства – обычный кусочек веревки в сумке на шнурках или под капюшоном!

Миссури сидит в правом кресле, держа руку на штурвале и на фрагменте черного пластика, свисающего у нее из рукава. Мы с Франческой движемся одновременно, но в кабине тесно, и Франческа наступает на лежащую на полу руку Майка. Она вскрикивает от ужаса, а я тяну ее назад…

Слишком поздно.

Раздается звук – утробный, звериный вой. Мгновение Франческа стоит прямо, из глубокой раны на ее голове обильно течет кровь. Затем она падает.

В руке у Миссури пожарный топорик, снятый с зажимной скобы панели с инвентарем рядом с креслом. Достаточно острый, чтобы прорубить лаз после катастрофы или раскроить череп, повредив мозг. Она кладет его себе на колени.

Нет.

Я произношу это слово вслух, кричу его, реву – в этот раз, в последний раз, когда мне надо было его сказать. Солнце бьет в окно кабины, радуга рассекает ее надвое, отделяя мертвых от живых. Все вокруг замедляется, пока я не ощущаю каждый вздох и каждое движение, а когда ладони Миссури ложатся на штурвал, я опускаю руку в карман.

Вот, дай-ка я тебе покажу…

Нет. Дай-ка я покажу тебе.

Наушники Финли туго обтягивают шею Миссури, а их концы обмотаны вокруг моих кулаков. Она цепляется руками за шею, пытаясь оттянуть провод, но я еще крепче сжимаю удавку, упав на пол и упершись ногами в спинку кресла. Я ощущаю запах крови Франчески, чувствую вокруг себя переплетение чьих-то рук или ног, но по-прежнему тяну провод на себя. Пытаюсь представить выпученные глаза Миссури, ее распухший и вывалившийся наружу язык, только вижу не ее, а мужчину. Одного из пилотов.

Меня вдруг охватывает какое-то странное ощущение невесомости, когда шнур лопается, и я падаю на пол. Потом с трудом поднимаюсь, руки болят от неимоверного напряжения, а Миссури не двигается. Я ее убила? Все закончилось? Пространство становится одновременно и слишком тесным, и чересчур просторным, облака летят так быстро, что кажется, будто мне нельзя стоять на месте. Я смутно вижу, как вокруг меня суетятся Роуэн с Дереком, вытаскивая из кабины Майка и Амазонку. Ко мне возвращается слух, словно уши у меня были чем-то забиты, все воспринимается с такой ясностью, которой раньше не было. Я склоняюсь над неподвижно лежащей Франческой. Дерек подает мне скатерть, и я прижимаю ее к ране на голове Франчески.

– Не бросай нас, – шепчу я. От горячих слез щиплет глаза. Теперь мы почти у цели. Я поднимаю голову и вижу Роуэна. – Наверх, – говорю я ему. – Там еще два пилота. – И даю Роуэну код к отсеку со спальными местами для смен пилотов.

Глаза Франчески подрагивают под закрытыми веками, под туго натянутой кожей виднеется переплетение тонких сосудиков.

– Помогите перенести ее в кухню. Там рядом с холодильником аптечка первой помощи.

Мы то ли несем, то ли тащим ее в кухню, когда вдруг раздается громкий удар, и дверь в отсек со спальными мешками распахивается настежь. Я сдерживаю слезы облегчения. Все будет хорошо. Я смогу послать сообщение Адаму и Софии, и они узнают, что я сдержала обещание.

Вот только у входа в отсек не Бен и не Льюис.

Роуэн смотрит на меня и на Дерека, судорожно дергая губами в попытке что-то сказать.

– Оба пилота мертвы, – наконец произносит он, качая головой, будто сам не верит своим словам.

Кровь оглушительно ревет у меня в ушах.

Бен и Льюис мертвы.

Франческа без сознания.

Самолет у нас под контролем, но никто на борту не знает, как им управлять.

Глава сорок четвертая 6:00. Адам

Огонь потрескивает у нас над головами, словно шаги по ковру из сухих листьев. У меня на ладонях, на спине и на лбу выступает обильный пот.

– Папа! – София смотрит на меня со смешанным выражением любопытства и настороженности, и я складываю губы в некое подобие ободряющей улыбки.

Где-то в доме раздается грохот. Вешалка в коридоре? Картина на стене? Пол в коридоре устлан коврами, около двери – плотные шторы, чтобы не сквозило с улицы. Слишком много одежды, слоями навешанной на несколько крючков. Масса пищи для огня.

– Папа, что случилось?

Я повидал много пожаров. Возгораний от бензина для зажигалок, от канистр с бензином, от пропитанных машинной смазкой тряпок. Наблюдал, как автомобили выгорали до самого остова, стоявшего на земле, словно скелет огромного животного, мясо с которого объели стервятники. Видел, как горели дома-башни, они пылали упрямо, несмотря на струи воды, хлещущие из пожарных шлангов. Я стоял в морге после поджога, впившись глазами в тело ребенка, попавшего в огненную ловушку, помощь к которому опоздала буквально на минуту. Мне не надо ничего видеть, чтобы знать, что происходит.

Я тщательно подбираю слова:

– По-моему, наверху огонь.