Заложница

Дамы и господа, этот рейс управляется другим экипажем. Меня зовут Амазонка, и я ваш новый пилот. Лишь неукоснительное выполнение наших требований обеспечит вашу безопасность.

Оглушительную тишину разрывает вопль ужаса, раздающийся ближе к хвосту самолета. Он вызывает взрыв шума и грохота, словно прорванная дамба, когда пассажиры перелезают через кресла и толпятся в проходах.

– Вели им сесть, – приказывает Франческа, Кармела послушно бежит выполнять распоряжение, но половина пассажиров уже успевает столпиться вокруг кухни, с треском отдергивая шторы и требуя объяснить, что происходит. Это розыгрыш? Самолет угнан? Террористическая атака? В конце седьмого ряда кресел бизнес-класса, в проеме ведущей в бар двери стоит Хассан со свисающим вниз полотенцем в одной руке и бокалом, который он протирал – в другой. У него за спиной, по ту сторону бара, бортпроводники экономкласса пытаются навести хоть какой-то порядок. Люди плачут и хватаются друг за друга, истерия разрастается, словно накатывающие приливные волны.

Эрик с Кармелой идут каждый по своему проходу, и я слышу нотки страха в их голосах, когда они просят людей занять свои места и стараться не паниковать. Уже рассевшиеся пассажиры вцепляются в подлокотники. Кто-то принимает позу для аварийной посадки, прижавшись лицом к коленям и обхватив голову руками. Некоторые молятся.

Наконец я обретаю дар речи.

– Угонщик – мужчина, занимавший кресло 7G.

Франческа тянет меня в темный угол и с силой прижимает к багажным ящикам. Цепкими пальцами прихватывает по бокам мои запястья, отчего те больно бьются о металлические дверцы.

– А ты откуда знаешь?

Я делаю глубокий вдох. А выдыхаю уже всхлипыванием.

– Потому что я впустила его в кабину пилотов.

– Ты с ним заодно? Тандемом работаете?

– Нет!

– Я тебе не верю.

– Он угрожал моей дочери. Он много о ней знал – в какой школе учится, сфотографировал ее прямо этим утром и носил фото с собой, у него была вещь из ее портфеля. Сказал, что если не выполню все, что велят, то мою дочь убьют. И что мне было делать? – Я говорю все громче, заканчивая мольбой, которую наверняка бы услышали в салоне, если бы там уже не царили шум и гомон.

– Ты могла об этом доложить! – Капельки слюны брызжут мне в лицо, когда Франческа кричит на меня. – Ты всех нас подвергаешь опасности!

– Он заявил, что если мы выполним…

– И ты ему веришь? Теряюсь в догадках: то ли ты опасная сообщница, то ли просто дура, Майна.

– Мою дочь зовут София, – тихо говорю я.

– А мне плева…

– Ей пять лет. Только что пошла в школу. Она очень способная, все запоминает, просто потрясающий ребенок. – Я тараторю с такой скоростью, что слова сливаются вместе, и вижу я перед собой не Франческу, а Софию с ее торчащими в разные стороны курчавыми волосиками и большими карими глазками. Чувствую ее ручонку в своей ладони и то, как она тяжело провисает в моих объятиях. – Ее родила женщина, которой было безразлично, выживет София или умрет, а нам ее отдали потому, что нам было не наплевать. – Слезы мешают мне говорить, но я все равно продолжаю и чувствую, как хватка Франчески чуть ослабевает. – И я поклялась, что дочь будет в безопасности, что бы ни случилось.

Она отпускает мои руки, но не двигается с места. Запястья у меня болят.

– У тебя есть дети?

Долгая пауза, затем Франческа кивает.

– Трое.

– А ты разве не поступила бы так же?

Она молча делает шаг назад и встряхивается, готовая действовать.

– Нам нужно всех успокоить, паника лишь усугубит ситуацию, – наконец произносит Франческа. – Мы пройдем по салону и пообщаемся с каждым в отдельности.

– Да.

– Объясним, что делаем все возможное для обеспечения их безопасности. Да, в кабину пилотов совершено незаконное проникновение, но мы попытаемся вступить в переговоры с угонщиком, чтобы снова взять самолет под свой контроль. Ясно?

– Да.

– И вот что, Майна. – Франческа вздергивает подбородок и впивается в меня сверлящим взглядом. – Оставайся в пределах моей видимости.

Кровати снова превращаются в кресла, гарнитуры свисают с экранов, где продолжают показывать забытые всеми фильмы. Одеяла и подушки устилают пол, когда пассажиры с искаженными от паники лицами сбиваются в группки. Финли заполз на колени к матери, уткнувшись лицом ей в шею.

В передней части салона Лия Талбот держит на руках младенца Лахлана, завернутого в пуховое одеяло, которое в нескольких местах промокло от слез матери. Я наклоняюсь к ним, подыскивая подходящие слова.

– Все будет хорошо, – слышу я свой голос и презираю себя за вранье.

Она смотрит на меня, губы у нее дрожат, когда она пытается говорить:

– Десять лет я пыталась забеременеть и родить ребенка.

Лия раскачивается из стороны в сторону, склонившись над младенцем. Пол протягивает ей руку.

– Лия, не надо…