Заложница

Я участвовал в многочисленных демонстрациях в поддержку обездоленных, но больше всего времени и сил уделял кампаниям в защиту прав животных и окружающей среды. У животного нет речи, а лес бессловесен. Они не могут сражаться за себя, и сражаться за них должны мы. Я боролся за них многие годы, но стратегия оказалась порочной. Посвящая массу времени множеству мелких протестов, я тем самым распылял свою энергию и силы.

Что толку в борьбе за спасение одной зеленой зоны, когда ежедневно уничтожаются десятки гектаров тропических лесов? Какая польза в предотвращении закрытия одного детского центра, когда эти самые дети вскоре лишатся планеты, на которой им жить? Я постоянно вычерпывал воду, когда в днище лодки зияла пробоина.

Изменения климата служат причиной периодов аномально сильной жары и неистовых природных пожаров. Ураганов, засух и наводнений. Загрязнения океанских вод и таяния ледяных шапок. Исчезновения трети всех известных видов животных. Изменения климата – самая масштабная катастрофа, с какой столкнулось человечество, и единственная, обуздание которой не терпит отлагательств.

Теперь, когда вы об этом узнали, вы ведь не сможете перейти на противоположную сторону улицы?

Глава двадцать седьмая 7 часов до Сиднея. Майна

Я ожидала, что самолет внезапно начнет снижение, на полках в кухне загрохочут и зазвенят бутылки, если фюзеляж резко накренится вперед. Мысленно приготовилась к истошным воплям пассажиров, когда мы камнем понесемся к земле.

Ничего этого не случилось.

И по-прежнему ничего не происходит.

Через щелочку в ширме я вижу небольшую группу пассажиров. Они читают, спят, смотрят телевизор. Отойдя от Финли, Франческа воспользовалась возможностью пройтись по самолету, вполголоса переговариваясь с еще не спящими пассажирами. На меня никто не смотрит. Никто не заметил, что я сделала.

Я не могу заставить себя вернуться в салон. Я словно приросла к месту, где стою, чуть не разрываясь на части от собственной вины, а перед глазами возникает лицо Майка в тот момент, когда он понял, что́ произошло. Майк крепкий и спортивный, он не сдастся без боя. У меня вырывается всхлип жуткого отвращения от сотворенного мною, от мыслей о том, что может сейчас твориться в кабине пилотов.

Почему самолет не снижается? Я хочу, чтобы все побыстрее закончилось. У меня больше нет сил это выносить.

Воображаю, как об этом расскажут Софии, и слезы начинают течь по щекам. Ей всего пять лет. Запомнит ли она меня вообще? Я вспоминаю послание, которое оставила у нее на подушке, не подумав, что оно может оказаться последним и единственным ощутимым воплощением того, что нас связывает. Я всегда знала, что подобные послания важнее для меня, чем для Софии, но теперь размышляю, сохранит ли она нарисованное второпях сердечко. Если хоть это послание станет для нее чем-то особенным.

Слезы льются сильнее. Я пла́чу по тем дням, когда дочь станет возвращаться из школы, нуждаясь во мне, в моих советах и в объятиях, в которые она наконец позволит себя заключить. По ее первому дню в средней школе, по дню ее свадьбы, по тому дню, когда София сама станет матерью.

Но она же останется жить, напоминаю я себе. И у нее будет папа. Я с трудом подавляю рыдания, когда думаю об Адаме – не о том, который весь последний год разрушал нашу семью своим враньем, а о человеке, в кого я когда-то влюбилась.

И по-прежнему люблю.