Заложница мага

Взгляд отца заскользил по мне и задержался на диадеме. Сапфиры — далеко не самые редкие камни в царстве Льен, но вырвавшееся из моих уст обвинение заставило отца подозревать, что в деле замешана магия — столь же древняя и загадочная, какая окутывает флером могущества и другие артефакты царской власти. Я сказала то, чего не могла знать. Царь это понял, и его равновесие резко пошатнулось, вырывая из оболочки уверенности в себе.

Викар поднялся из кресла и стал мерить шагами комнату. Его глаза лихорадочно бегали по помещению, а сердце пронзил страх — гораздо более сильный, чем когда он узнал о чувствах дочери к врагу, и в разы крепче того, что он пережил, когда королева Сагасса передала свои планы. От бессилия у царя опускались руки.

— Папа?

Он молчал. Отчаяние вскружило царю голову. В его взгляде, обращенном на меня, смешались смирение перед проделками судьбы, дикий ужас в ожидании грядущей потери и горькая, оставляющая неприятную оскомину во рту печаль. Мысли Викара душили своей безнадежностью. Я испытала нестерпимое желание немедленно выбежать из комнаты, чтобы избавиться от щемящих душу тяжелых чувств, но сумела взять себя в руки. Мне пришлось на время закрыться от дум отца, но их отголосок все равно проник в голову: «Эта война обещала быть проигранной, когда еще даже не началась».

По телу побежали мурашки. Викар не имел в виду сражение за власть, не думал о противостоянии врагам, забыл о корысти и честолюбии, о верных ему людях и царстве Льен. Он думал о битве за мою жизнь.

— Папа…

— Дай мне минуту, Айрин, — тяжело вздохнул он, подходя ближе и притягивая меня к себе.

Я подалась на встречу и прижалась к отцу, понимая, что он как никогда нуждается в моей заботе. Тепло объятий немного успокоило его, напомнив, что я все еще рядом, живая и невредимая.

— Моя девочка…

Он снова выдохнул.

— Нет ничего более наивного, чем вера в то, что, если о плохих вещах не говорить вслух, они никогда не сбудутся. Видит Треокий, я пытался тебя защитить, но ничего не вышло. Я так виноват, Айрин!

— Папа…

— Сядь. Пришло время пролить свет на прошлое и превратить тайное в явь, — он прочистил горло.

Я послушно опустилась в кресло, а сама подумала, что уже не так хочу узнать его секреты, как раньше. Страх отца нагнал на меня не меньшей паники. Может действительно, некоторые нюансы лучше не обсуждать?

— Ты женился на ней, — подняла я глаза на Викара, говоря совсем не о Шанталь. — Этого достаточно. Давай не будем вспоминать прошлое и гневить богов?

— Моя девочка, — улыбнулся он. — Ты же всегда была смелой и добивалась своего, почему теперь решила остановиться на полпути?

— Не знаю, — нервно усмехнулась я. — Возможно, сработал инстинкт самосохранения?

— Чутье не обманывает тебя, милая. Но от правды не сбежишь даже на край света. Судьба всегда предъявляет счеты.

Я отметила про себя, что отец сильно постарел. Были ли эти глубокие морщины раньше? Неужели я в самом деле не замечала седины, пеплом покрывающей волосы? Право, верно говорят: в глазах детей родители — всегда молодые и способные на невероятные подвиги герои. Даже сейчас во мне оставалась крепкая вера в то, что папа может решить все проблемы едва ли не простым взмахом руки.

— Я не знал, как выглядит диадема до сего момента, и даже не ведал, какие камни в нее входят, считая истории о скорее вымыслом, чем реальностью. В нашей семье ходило множество легенд, передаваемых из уст в уста. Еще когда я был мал, мать часто с тоской вспоминала об утерянном артефакте, которым обладали царицы Фалькс и изредка их дочери. Своенравный дар подчинялся не всем, и только некоторые женщины его носили. Вот только отец подобные разговоры быстро обрывал, считая их опасными. Его страхи не возникли на пустом месте: по преданиям, в свое время Илис II, одну из ярчайших фигур в истории царства, захоронили вместе с диадемой. В народе пустили слух, что покойная царица изъявила желание не расставаться с любимым украшением и после смерти, но мы знали правду: диадема представляет серьезную опасность. Именно она и погубила Илис, а не сердечная болезнь. Царица — стойкая женщина, но даже она не имела достаточно сил, чтобы сполна отплатить артефакту за его милость — дар чтения чужих мыслей.

Отец перевел дыхание. Вслушиваясь в звук его голоса, я расслабилась и немного успокоилась. Мерное пламя свечи, ее медовый дух и стелющийся следом за тонкой струйкой дыма неспешный рассказ напомнили о детстве. Вот только папа больше не рассказывал добрые сказки. Им на смену пришли страшные истории, имевшие место в реальной жизни.

На секунду мне показалось, что повеяло холодом. Из ниоткуда возник сквозняк, и я обхватила себя за плечи, пытаясь согреться.