Заложница страны Свободы. 888 дней в американской тюрьме

И тут на меня камнем упало озарение. Все петельки связались с крючочками. Разговор надзирательницы Грэнни с иммиграционным офицером, тест в Ляселе из помятой упаковки, ломота в теле, которую я связывала с простудой из-за холодной пластиковой лежанки в автобусе, медсестра с анализом крови. Один к одному. Нет, я не исключаю, что я могла сама подхватить вирус в аэропорту. Или в самолете. Или от одного из офицеров, некоторые из них игнорировали нормы социальной дистанции. Но слишком все сходится. И я же не могу официально никого обвинить. Меня напугала эта ситуация. Неужели бывают такие люди, которым подобное даже в голову может прийти? «Бывают, Мира. Бывают палачи – исполнители приказов системы», – ответила я себе.

Я ничего не знаю толком про этот вирус. Соседок у меня нет. Потому я обратилась к самому адекватному офицеру.

– Скажите, а какая вообще продолжительность у этой болезни?

– Ну, скажем так: тебя не вывезут, пока не придет отрицательный тест.

– А какой инкубационный период?

– Сложно сказать.

Тут подошел его коллега.

– Знаешь, у некоторых положительный результат на вирус сохраняется в течение 90 дней, – ухмыляясь, сказал он.

– Не дождетесь, – ответила я. «90 дней… Попахивает очередной программой психологического давления», – подумала я.

Я сделала запрос в медицинскую структуру по поводу состояния здоровья. Сначала я попыталась добиться экспертизы независимого медика. Мне отказали. Не затрудняясь объяснением причин отказа. К этому моменту мне был нанят иммиграционный адвокат с целью наблюдения за чистотой процедуры депортации, учитывая тот факт, что меня никак не хотели отпускать в Россию. Он запросил мои медицинские документы у тюрьмы и переслал их моей маме. «60 листов, доча, за три дня твоего нахождения там», – сказала мне мама по телефону. Там крайне мало информации относительно здоровья в целом. Большую часть документов занимают описания моих малейших действий. Как у меня сдвигаются брови во время чтения. Периодичность перепадов моего настроения по часам. Также указывается, что я асоциальна. Всю эту информацию они собрали за три дня моего нахождения в Бергене. Тут сразу возникает несколько существенных вопросов:

– Каким образом за три дня они смогли собрать столько деталей? Только если у моего окошка денно и нощно дежурил человек с необычайно острым и цепким взглядом. Либо в моем карантинном одиночном закутке есть скрытые камеры. Причем не одна.

– Как они могут утверждать, что я асоциальна, если я всего лишь дважды на час выходила из камеры и большую часть времени занималась гигиеническими процедурами? А все остальное время сижу одна. Может, мне нужно разговаривать с самой собой, чтобы показаться общительной?

– Почему так мало информации о результатах анализов, о давлении или температуре? Это отчет терапевтической или шпионской организации? Что за игры разума?

Я даже не надеюсь, что узнаю ответы. Но порой для понимания и осознания важнее задать правильные вопросы, нежели получить расплывчатые ответы. Да и нужны ли мне эти ответы? Порой достаточно иметь рядом гида, который тебя проведет через незнакомую ситуацию…

Понимая, что проведу здесь гораздо больше времени, нежели рассчитывала, я решилась убрать общую секцию. Никто этим не занимался, да и явно не собирается заниматься. Я не хочу проводить свое законное время отдыха в пыльном и грязнющем помещении. Как только моя камера открылась на законный час, я сразу же пошла к охране.

– Мне нужны швабра, тряпки и химикаты. Объясняю: сейчас пандемия, я нахожусь в карантине, а у вас тут в помещении бацилла на бацилле и бациллой погоняет. Это опасно как для заключенных, так и для вас. Вон там у вас валяется мешок с мусором – пищевыми отходами, – и никто его до сих пор не убрал. У вас уже мухи летают. Это мерзко! Понимаете? С этим надо что-то делать.

Полагаю, они опешили от моего напора и предложения в целом. Бесплатная рабочая сила, которая сама напрашивается на труд. Мне выдали все, что требовалось. Первым делом я взялась за душевые. Начала с самого мерзкого. Я почти заполнила мусорную урну одними только склизкими тянущимися комками волос из стока. Липкие и скользкие следы на стенах и полу долго сопротивлялись, но я уже была опытным борцом за чистоту. В самом общем помещении я уже боролась только с пылью, грязными следами на полу и мусором, хаотично раскиданным то тут, то там. Масштаб работы был здесь намного больше, но зато было не так мерзко, как в душевых. На такую гуманитарную помощь я потратила большую часть своих законных двух часов за два дня. Зато теперь было не страшно или противно выходить на перерыв. Охрана решила меня отблагодарить. И к обычной порции ужина я получила еще один контейнер. С мясом. Покорнейше благодарю. Сарказм я оценила.