Замечания на книгу Мельникова "Блуждающее богословие"

Пункт 4-й и 5-й той же главы „о причащении" Мельниковым заполнены издевательством над православною Евхаристиею, как над еретическим причастием, „средством опозорения инакомыслящих" (стр. 142), „средством осквернения", (стр. 141) „позорным клеймом", „тавром", „орудием полицейского сыска" (137) и т.п. и все это за то, что: а) Софья когда-то велела казнить смертью даже и раскаявшихся и причастившихся раскольников-пропагандистов, а б) во дни Петра велено было определять принадлежность к расколу по тому, бывает ли у исповеди и причастия человек или нет. Но ведь и до Никона пред казнью у нас причащали: иначе против чего же протестовал Никон, по словам самого же Мельникова, запрещая причащать пред казнью разбойников; и принадлежность к церкви, конечно, ничем так определенно не характеризуется, как признаком, указанным в Петровское время, т.е. если бывает человек у исповеди и св. Причастия, значит он принадлежит к церкви. Злоупотребления же и крайности, бывавшие в пользовании таинством евхаристии с указанными целями в темные времена и на почве скорее политической, чем церковной ― (вроде насильственного причащения), едва ли можно ставить в вину церкви: ведь сам же Мельников приводит свидетельство Феодора Студита и Барония (на стран. 142) о том „как еретики ариане и другие причащали православных еще в древности, вставляя в рот клинья". После этих издевательств над св. Тайною, которую „Окружное послание", обязательное и для Мельникова, уже давно признало за истинное таинство, Мельников, как бы разошедшись, не оставляет своего тона до конца главы: мимоходом он с насмешкой рассказывает со слов Михаила Семенова о принудительном причащении семинаристов и их иногда легкомысленном отношении к таинству, выводя отсюда заключение о том, что нет у нас в семинариях правильного понятия о таинстве и, затем, особенно издевается над единоверцами и их причастием, которое, как совершаемое на 7-ми просфорах и по старообрядческим служебникам господствующею Церковью будто бы было осуждено с клятвою, а теперь единоверцам позволено, но, и позволив, Синод это причастие за причастие все же не считает, что видно-де из пункта II-го правил единоверия 1800 г., которым православному только в смертном случае разрешено было причащаться у единоверческого священника" (стр. 146). Но позволительно спросить у г. Мельникова: когда дороже и важнее всего для человека причастие как не пред смертию? Здоровый человек не всегда так сознательно относится к великому таинству причащения, как больной да еще при смерти, и однако в это-то важное время Синод разрешает православному причащаться у единоверческого священника; разве это не лучшее признание действительности таинства? Α потом Мельников, очевидно, только по невежеству своему не знает, что пункт II-й правил 1800 г. на практике был смягчен в скорости же после их издания и даже юридически изменен в пользу безусловного разрешения православным причащаться у единоверцев еще в 1881 г. (см. Церк. Ведом. отчет Обер-Прокурора): Таким образом, никакого противоречия и здесь в воззрениях церковных на таинство причащения совершенно нет.

XII.