Замечания на книгу Мельникова "Блуждающее богословие"

„Русская Церковь, будучи неправославною, еще вдобавок разноверна с греческой Церковью, она ближе чем последняя стоит к папскому Риму, самое „исповедуемое учение там и здесь не вполне тождественно" (стр. 19), пишет в 8-й главе Мельников. По заголовку 3-й гл. „Разноверие русской и греческой церквей" ― подумаешь, что и в догматах веры разошлись эти церкви и с недоумением вопрошаешь, как же это до Мельникова никто такого разноверия не отметил. Не только предки его (единоверцы, Павел Белокриницкий, Ксенос и проч.) указывали на единение этих церквей, но даже и современные нам неправославные старообрядцы не иначе именуют нашу церковь, как „Греко-российскою", оттеняя тем ее единство с Греческой; а вот Мельников и здесь делает открытие. В чем же однако это разноверие. Да, во 1-х, в том, видите ли, что мы русские принимаем латинян, переходящих в православие, по 2-му или 3-му чину, а греки через перекрещивание; в 2-х, у греков патриарх, у нас Синод; в 3-х, есть особенности в богослужебных текстах и обрядах, и наконец, в 4-х, „константинопольский патриарх произнес на экзарха болгарского за его филетеизм отлучение, а наш Синод в своем послании в Константинополь по этому поводу хотя уклончиво и дипломатично, но тем не менее ясно признал стремление болгар к церковной самостоятельности фактом, ничего еретического в себе не заключающим и даже естественным" (22 стр.). Но разве все это есть разноверие, удивится читатель. Конечно, нет; но Мельникову нужно провести свою тенденцию, и он не стесняется средствами, подставляя где нужно даже одно понятие под другое. В самом деле, признает ли он сам факт разноверия у своих предков только, например, потому, что до п. Филарета на Руси латинян не перекрещивали, (что видно хотя бы из ответов в XII в. Нифонта еп. Новгородского черноризцу Кирику и из „Чина принятия латин в Прав. церковь", появившегося в конце XV в.), а после Филарета стали перекрещивать. Ведь по его логике надобно бы старообрядцев и их предков в силу этого считать тоже разноверными". Пускай греки принимают по своему латинян, русские по своему, от этого разделения этих церквей не произойдет, тем более что решения константинопольского собора 1756 г., вопреки древней практике, постановившего принимать „непогруженно крещеных" чрез перекрещивание, самими же греками не всегда соблюдается; так, наприм. Патр. константинопольский разрешил принять двух мелхитских священников Ивана Хабиба и Гавриила Жибора чрез мѵропомазание, о чем сам же Мельников, не замечая противоречия, с умилением рассказывает, когда это ему понадобилось (на стр. 69 своей книги), не скрывая и слов митр. Филарета о том, что „двоякий образ действования видим мы ныне в прав. греческой церкви: по строгому суждению она от приходящих из латинства требует крещения, но недавно двух мелхитских священников приняла в свое общение посредством мѵропомазания". На соборе 1667 г., отменившем перекрещивание латинян, сделано это было по инициативе и с утверждения присутствовавших на нем 12 восточных иерархов и между ними 2-х патриархов. Св. Савва Сербский также принимал латинян чрез мѵропомазание. (Подробнее о поливательном крещении смотри свидетельства в вып. Озер. II 409).

Далее, „у греков ― патриарх, управление церковно-народное, и епископально-общинная организации, а на Руси Синод и церковно - государственная форма правления"; но какое это отношение имеет к разности исповедуемого учения? У разных поместных церквей разные бывали формы правления и разные организации церковной жизни, было время, когда патриархов совсем нигде не было; что же разве все это говорило о разноверии поместных церквей?

Ο разнообразии обрядов и текстов богослужебных книг у разных поместных церквей история также знает на протяжении всей жизни Христовой Церкви; но очень редко, почти никогда не поставлялось это разнообразие в вину для отделения одной церкви от другой, что, к сожалению, случилось с глаголемыми старообрядцами в ХѴII в. у нас.

Наконец, филетеизм болгарского экзарха, или его борьбу за церковную автокефалию надо рассматривать по аналогии с фактом автокефалии, совершившимся некогда в истории русской церкви при обособлении ее от Греческого патриархата, или с подобным же желанием автокефалии со стороны грузинской церкви: претензии подобного рода со сторовы поместных церквей едва ли можно учитывать как ереси, а анафему со стороны противников автокефалии в таких случаях следует рассматривать лишь как акт чисто и узко канонического, а не догматического характера, почему и несогласие поддержать подобного рода анафематствование со стороны нашего Синода не должно понимать как разноверие русской церкви с греческой, тем более, что Синод и Константинопольский Патриарх все же собою не могут заменить церкви русской и греческой.

V.