«Ежедневно — разсказываетъ самъ о себѣ составитель «Записокъ» — авва Фотій былъ званъ то къ тѣмъ, то къ другимъ лицамъ на бесѣду о Господѣ, о церкви, о вѣрѣ, о спасеніи души. На бесѣду же сбирались знатные и ученые бояре и боярыни. Бесѣда же таковая была болѣе всего въ домѣ дѣвицы Анны, дочери аввы Фотія, боярыни Дарьи Державиной, иногда въ Таврическомъ дворцѣ». Ознакомившись съ поучительными писаніями Фотія, легко представить себѣ общій смыслъ и даже форму изложенія его словесныхъ бесѣдъ и трудно предполагать, чтобы онѣ могли подѣйствовать на людей, относящихся здраво къ чужимъ рѣчамъ. Но Фотій ораторствовалъ въ кругу слушателей и слушательницъ, подготовленныхъ уже къ безграничному уваженію богословскихъ и нравственныхъ поученій его, или лицемѣрно ему поддакивавшихъ. Преданіе разсказываетъ, что послѣ продолжительныхъ своихъ бесѣдъ, сопровождавшихся обѣдами, Фотій ложился на диванъ, а присутствовавшія боярыни подходили цѣловать у него руки.
Во время этой поѣздки Фотія въ Петербургъ, онъ хотѣлъ прежде всего воспользоваться знакомствомъ своимъ съ княземъ Голицынымъ для того, чтобъ «водворить миръ между іерархомъ и министромъ». Голицынъ, съ своей стороны, первый пригласилъ къ себѣ Фотія; Фотій посѣтилъ его, послѣ чего они стали часто видѣться у графини Орловой и бесѣды ихъ длились часовъ по девяти сряду. «Дѣвица и князь — пишетъ Фотій — возгарались любовью къ Фотію. Князь былъ радъ сдѣлать все, что Фотій внушаетъ, а Фотій старался помирить его съ митрополитомъ».
Около этого времени императоръ Александръ Павловичъ возвратился въ Петербургъ изъ своего заграничнаго путешествія. Голицынъ вызвался представить Фотія государю, но Фотій долго отказывался отъ этой чести. Наконецъ, вопросъ этотъ былъ рѣшенъ положительно и 5-го іюля 1822 года было назначено представленіе Фотія императору. «Митрополитъ старался его наставить, какъ и что говорить съ государемъ, тоже дѣлалъ и Голицынъ, но Фотій отказывался отъ ихъ наставленій».
Обстоятельство это показываетъ, что и іерархъ, и министръ, каждый въ свою очередь, выбирали Фотія орудіемъ своихъ- замысловъ и что каждый изъ нихъ разсчитывалъ на то впечатлѣніе, какое должны будутъ произвести на государя, при его религіозно-мистическомъ настроеніи, туманносмѣлыя рѣчи явившагося передъ нимъ монаха, о которомъ, конечно, была уже пущена предварительная въ пользу его молва. Очень, однако, естественно, что наставленія, дѣлаемыя Фотію съ одной стороны митрополитомъ Серафимомъ, а съ другой Голицынымъ, по своему разногласію, должны были чрезвычайно путать Фотія, почему онъ весьма благоразумно отказывался слѣдовать и тѣмъ и другимъ.
Фотій поѣхалъ во дворецъ «на коняхъ дѣвицы Анны», и войдя туда, «осѣнялъ крестнымъ знаменіемъ себя и во всѣ стороны и проходы, помышляя, что толпы здѣсь живутъ, и дѣйствуютъ силъ вражіихъ, но что онѣ сейчасъ избѣгнутъ, видя крестное знаменіе».
Подробности свиданія Фотія съ императоромъ Александромъ описаны и напечатаны въ извлеченіи изъ его «Записокъ» («Русск. Арх.»).
Во время этого свиданія Фотій «видѣлъ, что царь весь прилѣпился къ у слышанію слова изъ устъ его». Сперва началась рѣчь о Серафимѣ и Фотій внушалъ, что «пастырь сей есть единственный по своей любви къ святой церкви, царству и ко благу». Когда же, въ концѣ бесѣды, государь спросилъ Фотія, не имѣетъ-ли онъ что особеннаго сказать, намекая на нужды монастыря, то Фотій отвѣчалъ отрицательно и началъ «о паче нужномъ самому царю». «Враги церкви святой и царства весьма усиливаются — говорилъ Фотій, — зловѣріе, соблазны явно и съ дерзостію себя открываютъ, хотятъ сотворить тайныя злыя общества; вредъ великъ святой церкви Христовой и царству всему, но они не успѣютъ, бояться ихъ нечего, надобно дерзость враговъ тайныхъ и явныхъ внутрь самой столицы въ успѣхахъ немедленно остановить». Бесѣда, какъ передаетъ Фотій, длилась около полутора часа, при чемъ Фотій внушалъ государю, что, «противу тайныхъ враговъ дѣйствуя, вдругъ надобно запретить и поступать».
Императоръ «многократно цѣловалъ благословляющую его руку», и когда Фотій уходилъ, «царь палъ на колѣни передъ Богомъ и, обратясь лицомъ къ Фотію сказалъ:
— «Возложи руки твои, отче, на главу мою и сотвори молитву Господню о мнѣ, и прости и разрѣши меня».
«Царь поклонился ему въ ноги и, стоя на колѣняхъ, цѣловалъ десницу его»[22]
. Обо всемъ своемъ разговорѣ съ государемъ Фотій сообщилъ графинѣ Орловой и Серафиму, но скрылъ многое отъ Голицына, такъ какъ, конечно, если не прямо, то намеками Фотій взводилъ на него обвиненія передъ государемъ.