Переходя къ разсказу о послѣднихъ годахъ жизни Голицына, Гётце дѣлаетъ слѣдующее замѣчаніе относительно людей, близкихъ къ императору Александру Павловичу. «Голицынъ», говоритъ онъ, «не подвергся той участи, какую испытали другіе любимцы государя: Кочубей, Строгановъ, Новосильцевъ, Сперанскій, Парротъ. Александръ Павловичъ былъ такой человѣкъ, что если кто нибудь ему наскучилъ или возбудилъ въ его подозрительной душѣ недовѣріе — основательно или нѣтъ, — то онъ, во всякомъ случаѣ, при измѣнившихся потомъ обстоятельствахъ, уже не возвращалъ никогда такому лицу ни своей прежней милости, ни своей довѣренности. Одинъ только Голицынъ стоялъ въ этомъ отношеніи въ исключительномъ положеніи. Хотя Голицынъ и утратилъ со временемъ свое прежнее вліяніе, тѣмъ не менѣе довѣренность со стороны привыкнувшаго къ нему государя ослабѣла лишь на короткое время и онъ оставался впослѣдствіи въ самыхъ близкихъ къ нему отношеніяхъ».
Доказательствомъ этому, по мнѣнію Гётце, можетъ служить то, что Александръ Павловичъ посвятилъ его въ тайну отреченія великаго князя Константина отъ престола.
Гётце подробно передаетъ ходъ этого дѣла, но такъ какъ обстоятельства его теперь уже очень хорошо извѣстны изъ другихъ русскихъ печатныхъ источниковъ, то мы не видимъ необходимости повторять ихъ здѣсь. То же должно сказать о событіяхъ 14-го декабря. Изъ разсказа объ этихъ послѣднихъ мы приведемъ только тѣ, весьма, впрочемъ, не многія частности, которыя передаетъ Гётце, какъ очевидецъ.
«Я жилъ тогда», пишетъ Гётце, «на Екатерининскомъ каналѣ, недалеко отъ Каменнаго моста, и одѣвался, чтобы выдти со двора, ничего еще не зная о предстоящемъ воцареніи Николая Павловича, какъ вдругъ я былъ испуганъ страшнымъ крикомъ и суматохою. Я отперъ форточку и увидѣлъ, что часть Московскаго полка, сопровождаемая ревѣвшею толпою, переходила черезъ Каменный мостъ. Озадаченный тѣмъ, что могло бы это значить, я поспѣшилъ выбѣжать на улицу и послѣдовалъ за толпою на Исаакіевскую площадь, гдѣ находилось зданіе сената. Приближаясь къ площади, а замѣтилъ подвыпившихъ солдатъ. «Что, братцы, вы здѣсь дѣлаете?» спросилъ я одного изъ нихъ. «Мы» — отвѣчалъ онъ — «присягали Константину, а Николай, который держитъ его въ неволѣ, хочетъ, вмѣсто него, сѣсть на царство». Такая нелѣпость была внушена этимъ несчастнымъ людямъ, чтобы ввести ихъ въ заблужденіе. Они безъ умолку кричали: «ура, Константинъ!»
Упомянувъ о слишкомъ избитомъ анекдотѣ относительно крика: «ура, конституція», Гётце продолжаетъ: «когда я прошелъ нѣсколько далѣе, то замѣтилъ, что какіе-то люди, одѣтые въ военное и штатское платье, угрожали солдатамъ бѣдою, если они нарушатъ присягу, данную ими Константину. Я слышалъ, какъ одинъ солдатъ, обращаясь къ народу, говорилъ: «у насъ одна душа и мы не можемъ, какъ жиды, присягать на одной недѣлѣ то тому, то другому». Въ числѣ бунтовщиковъ — добавляетъ Гётце — я не видѣлъ ни одного офицера, но мой знакомый разсказывалъ мнѣ, что онъ среди ихъ узналъ Александра Бестужева».
Гётце съ трудомъ пробирался черезъ толпу, наполнявшую уже Адмиралтейскій бульваръ. Здѣсь онъ встрѣтилъ Карамзина, который, идучи въ шубѣ и въ теплыхъ сапогахъ, былъ одѣтъ въ придворное платье. Тамъ же, на бульварѣ, находилось много иностранныхъ дипломатовъ, посланники англійскій и французскій, а также нидерландскій повѣренный въ дѣлахъ и другіе. Раздался выстрѣлъ, но никто не зналъ, кто произвелъ его. «Впослѣдствіи я узналъ, говоритъ Гётце, что это былъ выстрѣлъ Каховскаго, направленный въ генералъ-губернатора Милорадовича, который и былъ смертельно раненъ».
Послѣ этого пистолетнаго выстрѣла, послышалось нѣсколько ружейныхъ выстрѣловъ. Кто стрѣлялъ — въ ту пору было неизвѣстно, точно также это не было дознано и потомъ, при производствѣ слѣдствія.
Толпы народа увеличивались все болѣе и болѣе какъ на бульварѣ, такъ равно и на площади около памятника Петра Великаго. Деревья на бульварѣ были облѣплены людьми, которые стояли также на крышахъ домовъ, прилегавшихъ къ площади, а также на деревянномъ заборѣ, окружавшемъ строившійся въ то время Исаакіевскій соборъ.
«Я — разсказываетъ Гётце — пробрался сквозь толпу къ Зимнему дворцу; здѣсь я увидѣлъ народъ въ возбужденномъ состояніи. Уже около часу находился близъ дворца императоръ; не смотря на холодъ, онъ былъ безъ шинели съ андреевскою лентою черезъ плечо". Послѣ этого Гетце заимствуеть изъ извѣстной книги барона Корфа нѣкоторые разсказы о дѣйствіяхъ Николая Павловича на Дворцовой площади и затѣмъ продолжаетъ: «Я перешелъ снова на бульваръ по направленію къ строившемуся тогда Исаакіевскому собору. Вдоль бульвара, противъ сената до самой Невы, площадь была загромождена столбами и плитами, привезенными для постройки собора, такъ что въ этомъ мѣстѣ она была неудобна для движенія войскъ. По этой причинѣ, а также и потому, что въ это время была гололедица, кавалерія не могла дѣйствовать.