Замена

— Как степь? — Аска тоже улеглась, и я слышала только ее голос. — Степь… В конце концов, почему бы и нет.

Застывшее небо оставалось свинцом, лежать на гальке становилось все больнее. «Ей ведь тоже странно здесь — в ее нечеловеческой памяти». Почти наверняка Аска видела все вживую только рядом с проводником.

Проверять мне не хотелось: апатия, атараксия. Я вслушалась. От звука «а» на зевоту не тянуло.

— Что ты хочешь от меня?

Ленгли молчала, а потом приподнялась на локтях:

— А, вот ты и заговорила как бог. Наконец. Я хочу сделку.

— Сделку?

— Да.

Она села и показала на море.

— Это побережье Черноморской Осцилляции. Я и мои люди первые увидели его в 20… -первые люди на этом берегу после Второго удара. Я разрешила Варнский гуманитарный кризис, и меня бросили сюда. Знаешь, как это — рассчитывать путь в искривленном пространстве? Я справилась и с этим.

Я знала остальное. Ее приняли в «Соул» особым агентом, дали широчайшие полномочия. Я видела, как гнулись целые подразделения, как колоды личных дел тасовались под ее присмотром. Как поменялась структура передовых исследований.

Как умирали люди.

— И в конце тебе дали Нагису.

— Да. Камень, который я не могу поднять, — кисло сказала она. — Задачу без решения. Знаешь, что такое избыточная полезность? Это — я. Я слишком хорошо работаю. Поэтому меня связали, Аянами, дали твоего ненаглядного мудака. «Нужна модель поведений девиантного проводника». «Нужно обоснование целесообразности взаимодействия». Клянусь, целый отдел, не меньше, разрабатывал задания, чтобы вязать меня!

Она пыталась контролировать его — мной. Создавала свои связи, вводила фактор определенности в свои модели. Пока не увидела видео из моего кабинета.

— С тех пор, как я научилась менять себя, я знала, что все не так просто. Что я должна сделать что-то великое, что-то по-настоящему гениальное. И вот представь, что я своими руками натравила маньяка на демиурга, — она повернулась ко мне. Ее глаза были удивленными и пустыми. И я знала, что он не привыкла так говорить.

— Знаешь, — сказала Аска, — на какое-то время мне показалось, что я все испортила. Впервые.

— Чего ты хочешь?

«Я говорю, как бог». Мысль была серой, тусклой, невкусной.

И я не знала, что еще сказать в этой ситуации.

— Я? — она обернулась и сплела пальцы перед грудью. — Я хочу помочь вам.

— Ты?

— Аянами, да! Вы двое — вы гуманитарии, у вас ограниченный опыт, да, у обоих! Я умею разрешать кризисы, я знаю, как их избегать, и ваша вселенная — она тоже имеет только один шанс, а создать мир — это еще не все, и я…

«Я. Я. Я».

— … моя память, мой опыт — все ваше!

Я смотрела в небо. Аска нанималась ко мне на работу — к существу, скованному в подвале лицея. Ко мне и Синдзи. И она отдавала мне это небо, это море, всю свою странную память гения, который посвятил так много времени себе. «Я. Я. Я, я, я, я-я-я-я…»

«Она бы сгорела, обезумела, если бы не уделяла внимания своей личности».

— Это ты активировала «пустой код»?

Аска замолчала, словно ее не стало. Я повернула голову, отдавая холодной гальке щеку: мне не хотелось видеть Ленгли.

— Да.

«Да».

— Ты вызвала особые отряды «Соула», убившие десятки человек.

— Да.

Пусто, холодно, колюче. Как галька. Но эта Аска Ленгли стояла на крыше, глядя как расстреливают тех, кто так недолго пробыл ее коллегами. Она стояла под дождем час или два без пользы для своего гениального «я» — своих «я», — стояла как предательница, прячась за вентиляционной трубой, и я не стану ее спрашивать — почему.

— Вы с Синдзи все равно бы всех убили, — сказала она.

— Что?

Ленгли усмехнулась и пересела ближе.

— Что, снова не все так просто? Стены в ванной Синдзи оказались обожжены, а камера отключилась после первых восемнадцати кадров вашего, м-м, исхода. Я на глаз прикинула энергию и решила, что хочу жить.

— За счет…

— Нет.

«Нет». Я чувствовала усталость. Я хотела увидеть Синдзи — всего лишь. Я устала от этики.

— Два класса — гарантия вашей с Синдзи неподвижности, пока совет решает вашу судьбу, — скрипуче сказала Ленгли. — Это как минимум тридцать детей. Остальные могли выжить с семидесятипроцентной вероятностью. Взрослые… С ними хуже.

— Я помню. План ликвидации лицея твой?

— Да. Видишь, я не лгу.

— Вижу.

— Ты видишь что-то не то, — огрызнулась она. — Позволь я вам с Синдзи уйти, и здесь осталась бы оплавленная воронка километров так под сорок радиусом. У нас не получилось бы поговорить иначе. А так вы можете попытаться забрать с собой хотя бы кого-то.

— И тебя?

— И меня.

— Ты могла рассказать об этом раньше. Не ждать до последнего.

— О, да, могла.

Ее смех был скрипучим — и тоже усталым. Она смеялась так долго, что я успела понять все, успела еще раз взглянуть на небо, успела даже счесть ее безумной.

— Забирай учеников, Аянами. Создайте там свет и тень и позвольте мне ошиваться рядом.

Я кивнула, и берег исчез.

Свет сеялся, шипел, и потолок обрушился на меня — тяжелее застывшего перекрашенного свинца.

— У меня остался один вопрос. Как мы можем… измениться, если оба больны EVA?

Аска зажмурилась и приложила к щекам кончики пальцев:

— «Признаюсь я, что двое мы с тобой, хотя в любви — единый целый мир».