Замена

Я смахнула с линии взгляда каплю. Дождь повис в воздухе тяжелыми прозрачными камнями — черными, серыми. За тонированным стеклом тяжелого седана ничего не видно, но уже змеится крохотная трещина. Бампер грузовика уже начинает мять капот. Задние колеса уже не касаются асфальта.

«Уже, — подумала я. — Уже давно».

— Он вез тебе время, — сказала Аска. Она лежала на животе, заглядывая под машину. — Торопился. В совете директоров до сих пор трудится учитель Юй — на него Икари и надавил. Мол, ваше детище уже похоронили, но оно работает. Проект «Майнд», дело жизни и смерти великой Юй.

— Откуда ты знаешь?

— Я и сама так надавила на этого Фуюцки, когда пообещала тебе спокойствие, — ответила она, вставая. — Не напрямую, естественно.

— «Естественно»?

— Угу. Я — «а» — не вхожа в сов. дир. «Бэ» — не хочу умереть под грузовиком.

Я касалась пальцами черного бокового стекла. Его покрывали колючие капли — лишь немногим менее черные, чем само окно. В нем отражались выжженные дыры уличных фонарей, и где-то за ним был директор Икари, профессор Икари.

«Спасибо», — прошептала я, проводя по стеклу.

Капли не стерлись, потому что я уже ничего не могла исправить.

— Зачем ты показала мне это?

— Идем.

Ленгли взяла меня за руку. Кроссовки с треском сминали брызги под ногами и фонтанчики воды, поднятые в воздух каплями. Дождь царапал мне щеки — холодные, каменные капли, недвижимо висящие в воздухе.

— Куда дальше?

— Дальше.

Аска щелкнула пальцами, и сзади ожил грохот, а камень стал просто водой на моем лице.

* * *

— Это — твое прошлое.

Я помнила это все. Здесь было немало пробелов, заполненных кадрами обгоревших балок и обрушенных перекрытий, но Ленгли сумела найти так много, что мне стало страшно.

«Каору показал это Синдзи… Синдзи видел все это».

Я шла по галерее — живой, звучащей, пугающей. Каждое окно выходило в новый вид: в новую комнату, в иное освещение, иные звуки. Аска порой ошибалась, что-то не так представляла, но я снова дышала высушенным воздухом специального госпиталя NERV. И Ленгли молчала.

— Зачем мы здесь? — не выдержала я.

— Затем же, зачем ходили к Каору.

Мы остановились напротив окна в интенсивную терапию. Три санитара, Икари-сан и я. Мы все висели в воздухе.

— Заполнишь картину? — спросила Аска. Она прижала нос к стеклу, словно силясь проникнуть в видение. — Напоминаю: пять капсул мепередина, подвал. Тебя нашли вовремя. По результатам — аномальное повреждение тканей на руках профессора Икари и два облака дисперсной плоти вместо санитаров.

Я прикрыла глаза. Эта ветвь памяти была плотной и толстой, ее пронизывали сложные отростки, но я знала, что делать. Когда я снова увидела перед собой галерею, картинка изменилась.

— Икари-сан уехал. Нагиса собрал моих самых первых учеников и отвел в подвал. Там он заставил меня рассказывать им о себе. О том, кто я. О том, что он со мной делает.

За окном картина оживала. Лужи рвоты, сорванные простыни, и люди, пытающиеся прижать меня к кровати. Два санитара, которые держали меня за руки, вдруг стали большими, очень большими, — будто их перенесли в вакуум. А потом комната стала ярко-красной — сразу и вся.

— Если бы Икари-сан не схватил меня за руки, третий санитар — тот, который с зондом, — убежал бы.

— И ты бы умерла.

— Да.

— Нет! НЕТ!

Я оглянулась. Аска смотрела на меня, оглаживая пальцами щеки, виски, и в ее глазах было что-то такое, от чего я еще острее ощутила себя в госпитале NERV.

Отчаяние.

— Нет, нет же, Рей! Это неправильно! Перестань!

Ленгли отняла руки от лица и быстро-быстро заговорила:

— «Перестань! Я не хочу!» «Какого дьявола ты лезешь в мою жизнь!» — вот что правильно, Аянами, черт бы тебя подрал! Вот что! Просто заплачь, слышишь? Заплачь! Нельзя любить всех и быть такой с самой собой! Вот, смотри!

Мальчика, включившего мобильный телефон, бьют в ухо — тяжелой перчаткой в броне Белой группы. Его лицо в крови, и я не могу узнать, кто это.

Майя умирает. У нее в сгибе локтя система капельницы, на висках — присоски электродов. В ослепительном свете лампы серебрится ниточка слюны из ее рта. «Семпай», — читаю я по губам.

Кенске смотрит немного ниже объектива камеры наблюдения, а за его затылком — ствол. Айда улыбается: для него все почти закончилось.

Мисато Кацураги стоит у входа, а за ее плечом…

* * *

— Ленгли, что вы себе позволяете?

Я видела ее глаза, лампы над головой, серый бетонный потолок, видела вскрики детей — малиновые, острые вспышки.

— Встаньте со стола, руки так, чтобы я их видел, — сказал Велкснис.

— Да неужели?

Аска даже не пошевелилась. Она улыбалась, глядя только на меня.

— Я сказал…

— Я слышала. Это вы слишком много на себя берете. Сначала массовые убийства, теперь помехи работе агента «А».

— Последний раз предупреждаю…

— Велкснис.

Аска вздохнула и начала поднимать руки. Я увидела, как она подцепила что-то длинное из выреза пиджака. Увидела, как кисть умело разворачивает это что-то — почти ломаясь в суставе.

— Умрите, пожалуйста, — сказала Аска и выстрелила из-под руки — назад.

Грохот ударил по ушам, по глазам, я захлебнулась визгом детей, а потом хлестнула волна жара.