Замена

Два. Икари-кун. Он когда-то курил, но это было давно, а сейчас у него в крови много адреналина.

И еще двое, причем один из этих двоих — ученик. Ученица.

И она спит.

— Акаги-сан, — громко сказала я, опуская напряженные руки, — мы пришли.

Из двери, ведущей в приемный покой, тотчас же высунулась голова доктора. Женщина приложила палец к губам и поманила нас за собой. «Это глупо», — решила я и сделала на пробу скрипучий шаг. Толченое стекло в коленях, толченое стекло в глазах и непозволительно много мыслей о своем самочувствии.

— Она спит, — полушепотом объявила Акаги, указывая на девушку, которая свернулась клубочком под белыми простынями. Прямо на койке для осмотров.

Я терпеливо ждала: мозаики событий пока что получалось мало. Всего-то: спящая ученица, карантинный щит на двери и доктор Акаги, переживающая за здоровый сон лицеистки.

Ужасно завидую последнему кусочку пазла.

— Это Кэт Новак, 3-С. Ее нашла уборщица под западной лестницей, — Акаги задумчиво покрутила сигарету, потерла ее, но все же спрятала в карман. — Ммм… Ее крепко помяло, но она ничего не помнит.

Кэт, вспомнила я. Она писала плохонькие эссе, но у нее всегда была впечатляющая пространственная и зрительная память. И она любила свои французские замки.

То есть, любит, как я понимаю.

— «Помяло»? На нее напали?

Это Икари-кун.

— Да. Но не в том смысле, о котором ты подумал, — кивнула доктор. — Персонапрессивный удар, степень этак вторая — третья.

Я спиной чувствовала растущее недоумение и поспешила ускорить неизбежное.

— Он не читал «Специальные процедуры содержания».

Акаги посмотрела на Икари-куна поверх очков и рассеянно заправила локон за ухо.

— Это правда?

— Э, да, — быстро и с явным вызовом в голосе ответил Синдзи.

Он обиделся. Глупо.

— Понятно. Не выйдешь отсюда, пока не прочитаешь параграфы безопасности и терминологии. И учти, это не инструкции по ТБ, подписью не отделаешься.

Голосом доктора сейчас можно было до блеска отскрести даже самую грязную тарелку. Женщина повернулась ко мне, а я по-прежнему ничего не понимала.

И, как это ни ужасно, до сих пор хотела спать.

— Рей, это Ангел. Я ни бельмеса не соображаю, что происходит, но это Ангел.

Она устала. Возбуждена и устала.

Акаги села на стол и, тряхнув головой, закурила.

— Ее надкусили и бросили, ребята. Причем надкусили с умом, я даже по сомнографии едва поняла, что произошло. Чуть на эпилепсию не списала, дура старая.

«Так не бывает», — была первая мысль.

— Почему вы решили, что это Ангел?

— Остаточное синее излучение, — сказала доктор, внимательно следя за связкой дымных нитей. — Едва заметное. Но я его увидела.

Ангел, который не поглощает всех и вся на своем пути. Не растет, не развивается в свою нечеловеческую форму. Это как «я научился бегать, но делаю по шагу в день». Или: «у меня после „мыльницы“ появилась зеркальная камера, но я пока работаю „мыльницей“».

Нет, и еще раз нет. Это слишком не по-ангельски. Слишком по-человечески.

— «Помяли», «укусили»… — вдруг сказал Икари-кун. — А можно по-японски?.. Я, конечно, понимаю, что я не читал…

— Персонапрессивный удар — это вторжение в микрокосм, — холодно сказала Акаги. — Уничтожение грани между твоим «я» и «я» агрессора.

— Вторжение в душу?

Доктор Акаги вздохнула и не глядя опустила сигарету в пепельницу. Глава научного отдела лицея очень не любила слово «душа». Икари-кун только что или заработал себе развернутую лекцию, или попал в список неприятных доктору людей.

Впрочем, ни первое, ни второе меня не волновало: Акаги снова забыла, что при мне курить не стоит. Я старательно дышала носом, ощущая, как внутри становится все меньше места для воздуха, будто бы я вдыхала его в шагреневую кожу.

Бум. Бум. Бум.

Если бы мне не хотелось спать, я бы сообразила раньше. Если бы Икари-кун не пришел ко мне ночью, я бы не хотела спать. Все просто, решила я: во всем виноват Икари-кун. Колени стали наконец ватными, сердце толкалось между ушей, и я облегченно полетела куда-то вниз.

«Хотя бы высплюсь».

* * *

Я очнулась на тахте. Под переносицей взрывался льдом нашатырь, в боку кололо. Было еще какое-то странное ощущение, но сознание возвращалось толчками, мысли путались, а плечи еще помнили, как меня поднимали, несли.

Мир был серым в красную прожилку. А потом пришло сияние.

— Рей, детка, скажи, что ты видишь свет.

А, да. Я выдохнула, ощутив новый удар боли в боку, и зрачок заработал как надо.

— Вижу, доктор Акаги.

— И что ты меня простила.

— Я вас простила.

Сейчас речь пойдет о футболке с надписью «Не курить», а я тем временем припомню, что курение убивает, и в моем случае это не гипербола. Уже пятая ошибка доктора, и три раза до того я успевала выйти из никотинового облака.

— Аянами?

Еще одно лицо. Это он перенес меня на тахту, поняла я. Я откуда-то знала, что Икари-кун чуть не уронил меня от волнения, а пока Акаги колола мне антигистамины, он почти отгрыз себе большой палец.

— Икари.

— Вы… С вами?..

— Я в порядке.