Замена

На борт меня втащили — со звоном в суставе, с моей попыткой удержаться на ногах. Пока уходила судорога, пока стихал вопль потревоженной опухоли, я продолжала куда-то идти: навстречу внутренностям машины, навстречу вспышкам в глазах.

— Садитесь вот здесь, пожалуйста!

И стало тихо. Гул турбин остался далеко на краю слуха, и слепящий туман перед глазами рассеялся. Салон был неярким, но выглядел очень дорого: дерево, кожа, мраморный пластик. Кресла стояли вокруг стола.

— Аэромобильный штаб СБ «Соула», — произнес голос Кадзи. — Доставим в ад с комфортом. Позвольте представить: мистер Велкснис, мой зам.

— Приветствую на борту.

«Руку, мэм!» — подсказала память. Велкснис был худ, бледен и в кресле сидел, словно переломленный. На его позу неприятно было смотреть. У него были огромные ладони и такой взгляд, что я невольно ощутила пустоту около его фамилии.

Велкснису не хватало звания. А затянувшейся паузе не хватало завершения.

— Ситуация такова, — продолжил переломленный. — Наш медиум случайно обнаружил прото-Ангела четыре часа назад. Прямо на «Метрофесте» в Нагано.

Икари неопределенно пошевелился, и Велкснис тотчас же повернул голову:

— Многокомпонентное ежегодное мероприятие. Несколько рок- и поп-площадок, залы, танцевальные подиумы. Текущее наполнение — семнадцать тысяч человек.

Это самое очевидное число для потенциального мартиролога. Окончательное зависит от того, насколько далеко развлекательный комплекс от населенных районов. Я почему-то вспомнила первые сводки об Ангелах. Я тогда еще была просто раковой больной, у меня была соседка, кашляющая кровью, и сотрудник социальных служб как единственный собеседник.

Когда боль позволяла, когда соседке кололи морфий и она затихала, я читала страшные сказки об облачных великанах, пожирающих людей.

В моем детстве Ангелы были ужасным бедствием. Потом появился директор Икари, и уже тогда они стали исчезать: сначала из новостей, потом из слухов. Однажды я проснулась, держась за руку Икари Гендо. Мы стояли на перекрестке.

* * *

Туман начинался сразу же за разметкой пешеходного перехода. Мне было холодно: мерзли босые ноги, больничная рубашка ни от чего не защищала. В спину светил негреющий прожектор, мигали синие огни. Ни я, ни Икари не отбрасывали теней.

«Он такой большой, и никакой тени», — думала я. Мне было холодно, больно и любопытно.

Я помнила тишину. В тумане что-то изменилось. Фонарные столбы сдвинулись и стали сплошными стенами вдоль погруженной во мглу проезжей части. Чудные ряды уходили в молоко и терялись там.

«Как ужасно, — подумала я. — Целые стены из фонарей. Сколько же нужно иликтри-чества?»

— Рей, тебе надо пойти туда.

Он не спрашивал, понимаю ли я. Он сидел на корточках, и на небритой щеке играл синий цвет. В ушах поселился зуд. Всегда зуд, когда много синего цвета, когда мигалки, когда скорая помощь.

— Туда?

Я видела свою руку как что-то отдельное — бледное, молочное, тонкое. Я указывала в туман цвета своей руки.

— Да.

— Зачем?

— Там не будет больно.

Я не понимала.

— Там уколют лекарство?

— Нет.

Я понимала еще меньше, и тогда пришла тревога. Была одна последняя надежда:

— Это как игра?

Икари прищурился: я видела, что он хочет сказать: «да, игра, Рей», — я слышала толчки крови в его висках. Он сказал — но не то.

— Нет, Рей. Это не игра.

* * *

— …То есть, вы выдрали двоих только из соображений секретности?

Я прислушалась. EVA долго дышала моей памятью, слишком долго, но я все поняла: говорила Акаги, она была сердита, и моего ухода никто не заметил.

— Именно, — кивнул Кадзи. — Ангелов вне лицея не существует. И не будет существовать.

— А если кто-то раскроется там?

Доктор указывала большим пальцем себе за плечо, вряд ли куда-то конкретно, но все ее поняли.

— Успокойтесь, Рицко, — рассмеялся Кадзи. — Мы вам приготовили очень сладкую пилюлю. На этой же «втулке» прилетел свеженький проводник, мы с ним разминулись на въезде в аэродром. Эта пилюлька и прикроет тыл.

— Еще один? Откуда? — недоверчиво спросила Акаги.

— Лиссабонский лицей закрыт, — ответил Велкснис. — Экономически не целесообразен.

— Почему я об этом узнаю…

Акаги взяла высокую ноту, и я поспешила прикрыть глаза. Экономика. Новый проводник. Ангел посреди огромной толпы народа. Политика «Соула». Я пыталась найти этому место между рваными краями боли, и становилось только хуже. Хотелось получить задание, хотелось, чтобы все закончилось.

Икари переводил взгляд с одного говорящего на другого. Он был растерян, до сих пор не было инструкций. Я смотрела на Икари-куна и думала, не привиделся ли мне пикник у Шпиля. Я вспоминала его выдуманную правду, его настоящую правду.

«Будет третий проводник».

Мысль была лишней, как сам третий проводник. Я думала о симеотониновом интермеццо и невольно тянула руку к горлу. Мне было тепло, пускай и на фоне боли. Воспоминания об отце и сыне пришли вместе, а Ангел снова ушел на второй план, ушла на второй план и боль. Впрочем, долго греться и вспоминать мне не позволили.

— …Подразделения с термохимическим оружием готовы, но штурм невозможен.