— Верно, — Гермиона отвела взгляд, и румянец залил ее щеки. — Как часто, по-твоему, срабатывает заклинание? До этого… я не знаю, как часто мы реинкарнировали и сколько жили?
Его легкомысленное пожатие плечами было опровергнуто серьезностью его ответа.
— Я тоже об этом думал. Нет никаких доказательств того, что одна родственная душа не может жить после того, как другая умирает, поэтому, конечно, через некоторое время погибает и она. Но они не могут быть слишком близки, ни по времени, ни по расстоянию, люди бы все узнали.
— Особенно если мы всегда выглядим одинаково, — добавила она.
— А может, и нет? — он снова пожал плечами, проводя рукой по затылку. — Хотя это не имеет смысла, почему тогда версии нас из Хогвартса тысячу лет назад выглядели так же? Поэтому я думаю, что мы можем смело предположить, что мы всегда выглядели таким образом.
Гермиона сморщила нос и поддразнила:
— Ты хочешь сказать, что я всегда была неравнодушна к блондинам?
Он бросил на нее сердитый взгляд.
— Да. Так и есть.
— Окей, — она провела руками по приятному материалу его одеяла и тут же поймала его взгляд. — Есть ли какой-нибудь способ определить, когда было произнесено заклинание?
— Насколько мне известно, нет, — ответил он. — Само заклинание было описано тысячи лет назад, согласно книге, которую я читал в поместье. Но нет ничего, что говорило бы о его более ранних источниках. Нет, нет никакого способа узнать… и я могу только представить, как это будет терзать тебя.
Выдохнув, она поджала губы.
— Значит, в какой-то интересный исторический период у нас могла быть своя версия. Представляешь, что мы видели? — таинственная улыбка задержалась на ее губах, и Малфой пристально посмотрел на нее, медленно качая головой в ответ на ее размышления. — Интересно, были ли мы когда-нибудь магглами?
— Нет, — ответил на это он с напряженным взглядом. — Эта магия всегда связывала наши души и магия всегда была причастна их существованию, — прежде чем она успела сказать что-то еще, он добавил: — И да, я знаю, что это означает, что ты не всегда была магглорожденной, но технически теперь ты ей являешься.
Гермиона ткнула в него пальцем, собираясь с мыслями.
— Но ты больше не можешь держать на меня зла.
Выражение его лица посерьезнело, а голос понизился.
— Я уже давно перестал.
Она уловила непостижимую глубину в его серых глазах, не в силах понять скрытый смысл его слов, и с тяжелым вздохом отвернулась.
— Вот и хорошо.
При чувстве, что его пристальный взгляд задержался на ней, ее лицо покраснело, а он наконец объявил:
— Я думаю, что у нас было бы несколько интересных моментов вместе. Я могу представить тебя королевой или кем-то еще. А я был бы фараоном.
— Фараоном! — воскликнула она в ответ, хихикая. — А если бы я была королевой, то ты был бы моим королем, я полагаю?
— Скорее, твоим конюхом, — он задумчиво склонил голову набок и поморщился. — Ты была принцессой, помолвленной с жестоким румяным королем в нескольких королевствах отсюда. Но, увы, ты отказалась, и мы стали причиной гибели королевской династии твоей семьи, когда убежали в дикие земли.
Гермиона уставилась на него, недоверчиво рассмеявшись.
— Ты же не просто это придумал!
— Может, и так, — бледный румянец окрасил его щеки, и он отвел взгляд, хотя губы его дрогнули в намеке на улыбку.
— Хорошо, — задумчиво произнесла Гермиона, и ее губы изогнулись в улыбке. — И еще… ты был ужасным пиратом — самым жестоким и страшным во всех морях…
Громкий, искренний смех Малфоя прервал ее, когда он откинул голову назад на спинку кровати, и улыбка изменила его лицо, когда он повернулся к ней.
— Продолжай же. Мне это нравится.
Напевая, она встретила его пристальный взгляд.
— А кем я была? Безбилетником на твоем корабле? Беглянкой, отчаянно пытающаяся показать себя? Дворянкой, нуждающейся в переменах?
— У тебя была своя команда, — сказал он. — Но ты разбогатела и поселилась на острове, предоставленный своим богатствам и желаниям, пока я, сам того не зная, не высадился на твои берега.
Она прошептала:
— Это звучит противоречиво. Я не любила тебя… поначалу.
— Поначалу, — эхом отозвался он, и голос его стал тише. — Но ты же ко мне потеплела. Ты убедила меня отказаться от жизни, полной грабежа и насилия.
Мягкая улыбка тронула губы Гермионы, когда она посмотрела на него через кровать.
— Никогда не думала, что у тебя такое воображение.
Он стиснул зубы, и его взгляд скользнул в сторону.
— Моему отцу это никогда не нравилось.
Эти слова вкупе с настороженностью во взгляде и напряженным выражением лица говорили о многом.
— Твой отец сейчас в Азкабане, — на пожизненном сроке — хотя она и оставила эти слова невысказанными. Когда он вернулся к ней, то ответил медленным кивком, и часть напряжения исчезла с его лица. Гермиона отвела взгляд. — Я не могу не задаться вопросом, что твоя мать думает обо всем этом.
— Я ей ничего не говорил.
Ее уверенность поколебалась, и ей удалось быстро кивнуть.
— Конечно, нет.