Замешательство

У меня было две тысячи покетбуков, разбросанных по всему дому, и тридцать лет читательского опыта – есть чем вдохновляться. Когда там начался золотой век научной фантастики? Для меня это случилось в девять лет.

Я придумал для Робина планету, где доминирующий разумный вид мог слиться в конгломерат, наделенный всеми способностями составляющих частей.

Поток вопросов остановил мое повествование.

– Ты серьезно? Как такое вообще может произойти?

– Это другая планета, только и всего.

– Нет, я о другом – когда они соединяются, у них один мозг или много?

– Один мозг, который способен мыслить на разных уровнях.

– Это что-то вроде телепатии?

– Это не просто телепатия. Это суперорганизм.

– А этот громадный организм может проникать в разумы маленьких? Они нужны ему все, чтобы собраться? А вдруг кто-то не захочет присоединиться? Или они на самом деле просто его части и не могут отказать?

Робин встревожился из-за того, где пролегала грань между дружественным слиянием и враждебным поглощением. Я попытался сделать так, чтобы в смеси обуревающих его чувств возобладал восторг, а не ужас.

– Они поступают таким образом по собственной воле, когда приходят трудные времена и одиночкам сложно выживать. А после того, как жизнь налаживается, опять распадаются на самостоятельные фрагменты.

Он наклонился вперед, все еще во власти подозрений.

– Постой-ка! Они же вылитые слизевики!

Я показывал ему слизевиков в университетской лаборатории: эти независимые, одиночные клетки могли объединяться в сообщество, которое вело себя особым образом и обладало зачатками интеллекта.

– Ты скопировал земной вид!

Он несколько раз шутливо ударил меня по плечу, потом плюхнулся на подушку. Я рискнул убрать ему челку с глаз – он это любил, когда был маленьким.

– Робби, ты все еще расстроен. Я же вижу.

Он резко сел.

– С чего ты взял?

Я указал на его кулаки: побагровевшие большие пальцы опять оказались в плену. Робби уставился на свои руки, пораженный вероломством собственных конечностей. Он потряс ими, высвободил большие пальцы. Потом его голова снова упала на подушку.

– Папа, что с ней случилось? – На этот раз тон был серьезный. – Той ночью, в машине.

Я тоже посмотрел на свои руки: они пытались заключить меня в объятия.

– Робин… Джейден что-то сказал о маме?

К счастью, в пределах досягаемости Робина не было тяжелых предметов, однако он сумел меня отшвырнуть одной лишь силой своего крика.

– Просто скажи мне! Скажи! – Он заметался на кровати. – Мне уже исполнилось девять. Я… хочу знать!!!

Я схватил Робби за запястье, тот вздрогнул от боли.

– Прекрати немедленно. – Я говорил со всей спокойной властностью, на которую был способен. – Сперва тебе надо успокоиться. А потом ты объяснишь мне, что такого сказал Джейден.

Он высвободил запястье и прижал руку к груди.

– Зачем ты это сделал?

Я ждал, пока угомонится взбесившийся пульс. Робби потирал запястье, сверля меня ненавидящим взглядом. Затем разрыдался. Я обнимал его, когда удавалось. Он шевелил побагровевшими губами, но не мог произнести ни слова. Я дал понять, что готов ждать хоть целую вечность.

Он выставил открытую ладонь, перевел дыхание.

– Я рассказывал ему про ролик с выступлением мамы. А он заявил, что его родители говорили, будто авария на самом деле была не просто аварией. Джейден сказал, они думают, что мама хотела…

Я прижал палец к его губам, как будто мог загнать эту мысль обратно.

– Это был несчастный случай, Робби. Никто ничего другого не думает.

– Я ему так и сказал! Но он не унимался. Как будто знал правду. Вот почему я сбрендил.

– Знаешь… я бы и сам ему врезал по физиономии.

Обрывок какого-то слова вырвался из его рта, затерявшись между рыданием и смехом.

– Круто. – Он вслепую похлопал меня по плечу. – Тогда нас бы обоих взяли за жабры.

– Ты не рыба, Робби. Возьми салфетку и вытри лицо.

Он прижал руки к лицу с такой силой, что расплющил его, словно сделанное из необожженной глины. Шквал прошел. Мой маленький Робби умылся слезами, но все еще страдал от бессилия.

– Так что же имели в виду родители Джейдена?