Замещающий ребенок

Во-вторых, нужно отметить интенсивное нарциссическое влияние умершего ребенка на родителей. С самого начала этих детей идеализировали: по сведениям, полученным из наименее эмоционально вовлеченного источника, выясняется, что они и правда были очень «успешными». На их хрупкие плечи легла тяжесть родительских идентификаций, мечты, планы, но, в конце концов, их ожидало лишь ужасное и необратимое поражение — смерть.

У родителей постоянно присутствовали сильно выраженные суицидальные мысли, безнадежность, описываемая словами «было бы лучше, если бы мы все умерли», горькое самообвинение, неутолимая скорбь, взаимные обвинения, глубокая грусть, уход в себя, и потеря дружеских и соседских связей, и абсолютная невозможность освободиться от образа умершего ребенка. К тому же, они нашли не самый лучший выход (в трех случаях он был подсказан семейным доктором): чтобы «отвлечься» и «найти смысл в жизни» в пяти случаях из шести матери приняли решение родить нового ребенка, так как было очевидно, что другие дети в семье не смогут стать заместителями умершего. Это было сознательное решение, принятое не без колебаний и конфликтов. Однако все сомнения развеивались перед образом умершего ребенка и воспоминаниями о нем. Показателен случай, когда родители обратились в агентства по усыновлению с просьбой подобрать им мальчика восьми лет, со светлыми волосами и голубыми глазами, чтобы заменить умершего ребенка, которому было восемь лет и который был худеньким голубоглазым блондином.

Новый ребенок, замещающий предыдущего, рождается в мире горя, в мире, обращенном в прошлое, в котором буквально поклоняются образу умершего. Никто из родителей, за исключением одной пары, не задумывался о том, чтобы родить еще одного ребенка, до тех пор, пока смерть не поставила перед ними этот вопрос. Пять из этих пар были сорокалетними; по мнению авторов, у них не было достаточно энергии, гибкости и терпения, чтобы перевернуть страницу и воспитывать нового маленького ребенка или, по крайней мере, принять его в свою семью. Они не могли ничего дать этому новому человеку, пришедшему в семью, где царили печальные воспоминания о прошлом.

Самым худшим было: еженедельные (а в двух случаях ежедневные) визиты на кладбище; местожительство, выбранное поблизости от кладбища; отказ от переезда в другой город, потому что «нельзя оставить его одного»; постоянные споры по поводу убранства могилы; ночи, полные материнских слез, когда приходят мучительные воспоминания; отец, остающийся часами в темной комнате перед едва видной фотографией умершего ребенка. Умерший ребенок присутствовал в повседневной жизни: его фотографии заполняли дом; в двух случая комната ребенка была превращена в часовню; каждый закоулок в городе вызывал воспоминания о том, что этот ребенок здесь делал; каждая годовщина дня его рождения напоминала о том, как они праздновали это вместе.

Десять, одиннадцать лет спустя родители все еще говорили и говорили об умершем ребенке. Многие из них извинялись: они знают, что не должны больше говорить об этом ребенке, они знают (и повторяют это много раз), что это нехорошо для остальных членов их семьи, но они никак не могут перестать это делать. Исследователи отмечают, что «они говорят лишь об умершем ребенке» или «кажется, что матери упиваются разговорами об умершем ребенке». Кажется, что вся жизнь родителей заключена в вечном причитании «Если бы только этого не случилось…»: остановиться они не могут.

Эти родители без всякой меры навязывали заместителю личность умершего ребенка и бессознательно отождествляли обоих. Эта путаница проявлялась в том, что нового ребенка называли именем умершего, например, когда звали обедать, или спрашивали, как дела в школе, или целовали перед сном.

Они постоянно сравнивали обоих детей: их внешность, поведение, мимику, манеру ходить и говорить. Очевидно, что надежды родителей, их ожидания, их требования достижений от замещающего ребенка были навеяны «подвигами» умершего, или, точнее, его идеализированным нереалистичным образом. Умершие дети, по словам их родителей, были умными, «любимчиками в классе», друзьями всего мира, красивыми, отзывчивыми, командирами отряда, живыми и проворными, без проблем, любимцами соседей, всегда веселыми, жизнерадостными, ответственными — одним словом, идеальными, великолепными, ангельскими детьми. Слушая эту хвалебную песнь, некоторые из замещающих детей задавались вопросом, почему Бог забрал их брата, если он был такой хороший, а родители (которые возмущались этой же несправедливостью) терялись и не могли ничего им ответить.