Заметки о делах политических и гражданских

1. Люди благочестивые говорят, что, кто имеет веру, тот творит великие дела и, как сказано в Евангелии, может двигать горы; происходит так потому, что вера дает упорство. Вера – это твердое мнение, даже уверенность касательно того, что недоступно разуму, либо того, что доступно, но тогда вера – это убежденность гораздо большая, чем дается доводами разума. Итак, кто имеет веру, тот верует с упорством; он вступает на путь свой безоглядно и решительно, презирает трудности и опасности, готов терпеть до последней крайности. Поскольку же в дела мира вмешивается множество случайностей и непредвиденностей, то с течением времени тому, кто упорствовал до конца, с разных сторон может явиться неожиданная помощь; и так как упорство проистекало из веры, то справедливо говорится: кто имеет веру, тот творит дела великие… Пример тому в наши дни – величайшее упорство флорентийцев, которые, ожидая вопреки рассудку войны между императором и папой, без надежды на чью-либо помощь, разъединенные, среди тысячи трудностей, семь месяцев выдерживают за стенами натиск войск, между тем никто бы не поверил, что они выдержат и семь дней. И если флорентийцы доведут дело до того, что победят, никто уже не удивится, а ведь вначале все считали их обреченными – такое упорство во многом объясняется верой в то, что они не погибнут, ибо таково было предсказание Фра Джироламо из Феррары[17].

2. Одни государи, отправляя посла, полностью сообщают ему свои тайные замыслы и цель, преследуемую в переговорах с тем государем, к кому посол направляется. Иные почитают за лучшее открыть послу лишь то, в чем он, по их желанию, должен убедить другого государя: если они хотят его обмануть, то им кажется, что сперва необходимо обмануть собственного посла, который служит им средством и орудием как переговоров, так и убеждения другого государя. И то и другое мнение по-своему справедливо. С одной стороны, если посол знает, что его государь хочет обмануть другого, навряд ли он будет говорить и действовать так же смело и твердо, как когда верит, что переговоры ведутся искренне и без притворства, уж не говоря о том, что он может по легкомыслию или умышленно выдать замыслы своего государя, каковых не выдал бы, если бы их не знал. С другой стороны, если сделка притворная, а посол верит, что она настоящая, то он часто идет гораздо дальше, чем требуется по делу: если посол верит, что его государь добивается известной ему цели, то он не так умерен и осмотрителен, как был бы, если бы знал действительную суть дела. Почти невозможно дать послам такие точные указания, чтобы предусмотреть все частные случаи, лишь собственное разумение может научить их в каждом случае сообразовываться с общей целью, но если человек не вполне о ней осведомлен, то он не сможет этого сделать, поэтому рискует тысячу раз ошибиться. Мое мнение состоит в том, что государь, имеющий послов разумных и честных, искренне преданных и зависящих от него настолько, что они не стремятся зависеть от других, лучше сделает, если раскроет им свой замысел; если же государь не уверен, что послы вполне таковы, то безопаснее не открываться им и постараться ради убеждения в чем-либо другого государя вначале убедить в том собственного посла.