Лот № 12. Костюм, настоящий Пату[334]
. Первый предмет гардероба, купленный после свадебной церемонии, и моль опять-таки сожрала, причем несимметрично, ворс на заднем полотнище юбки. Пятнадцать лет костюм хранился по сундукам во имя нашего принципа не выбрасывать вещи, которыми никогда не пользовались. Как хорошо – да что там, какое огромное облегчение, что теперь он пришел в негодность! В тот день, когда был приобретен костюм, Пятая авеню была испещрена солнечными пятнами, и было так странно записывать эту покупку на счет Скотта Фицджеральда. Вещичка была в стиле Жюстин Джонсон[335] (этот стиль и сегодня не утратил привлекательности), но было целиком очевидно, что покупательница лишь пару дней как из Алабамы. Из магазина мы отправились выпить чаю в бар отеля «Плаза». Констанс Беннетт[336] все еще производила фурор и как раз изобрела новый способ танцевать, качая головой наподобие маятника. Мы пошли на «Войдите, мадам!»[337] и довели актеров до белого каления, потому что, сидя в первом ряду, понимающе хихикали в самых неподходящих местах и оглушительно хохотали над собственными шутками. В полночь мы проследовали в ресторан на крыше, чтобы поглазеть на пирамиды из шелка и тафты в шоу Зигфелда[338]. Мы были уверены, что парень, прорвавшийся на шоу, которого потом вытолкали взашей, – настоящий студент-бузотер, до того он был убедителен. В любом случае, спасибо, моль. Сгодится это тряпье тебе на что-нибудь, Эсси?Тут же и белый свитер, от которого просто-таки невозможно избавиться, хотя спереди он штопан-перештопан, а на спине нитки выщипаны, чтобы чинить изношенные места; в этом свитере были написаны три книги, когда по вечерам в доме после жары наступала холодина. Шестьдесят пять рассказов прошли сквозь эти петли! Его не отстираешь и за сто лет – как и английские носки из гаргантюанской шерсти. Мы не можем с ними расстаться – им сносу нет, мы даже думали, что в них потайные двойные пятки. Вспоминается поздний вечер на Бонд-стрит, где мы покупали их в лавочке, выпирающей над улицей, словно квадратный лоб диккенсовского оратора[339]
, и нашу спешку из-за того, что мы потратили так много времени на поиск паба «Полумесяц» из книги Маккензи «Зловещая улица»[340]. Из-за этих носков мы опоздали на ужин с Голсуорси[341], когда сумерки уже багровели над Темзой, как на полотнах Тёрнера. Эти носки протирали пятки на паркете лондонского особняка леди Рэндольф Черчилль[342] и вальсировали в печальном отеле «Савой», к пущей зависти женщин, на двадцать первом году жизни облаченных в траур, потому что многие мужчины забыли вернуться домой. Конечно, такая шерсть отлично подходит для полировки зеркал, но есть и высшие соображения. Снимается с торгов. Проснись, Эсси!Лот № 13. Двенадцать альбомов с вырезками, из которых ясно, какими мы были замечательными, ужасными или же посредственными людьми. Испытайте судьбу – и они ваши. Ваше предложение? Нет, даже если предложите вдвое. Вы сказали, четыре доллара? Продано!
Лот № 14. А вот кувшин, красивый черный кувшин для сливок – молочник забыл его у нас много лет назад, в те дни, когда готовить домашнее мороженое было проще и дешевле. Когда-то кувшинчик верно служил нам в качестве вазы для срезанных шпалерных роз, а сегодня в ней стоят каллы и тоже неплохо смотрятся, вы вряд ли догадались бы, что этот кувшин был создан для каких-то иных целей. Мы смешали в нем немало пунша на вечеринках, прежде чем унаследовали хрустальные чаши. И в такой же посудине бродил виноградный сок нашего первого калифорнийского урожая. Эти тарелки из магазинчика «Все за десять центов», которые мы купили для кухни, прекрасно подошли для сервировки стола, когда мы решили обедать на свежем воздухе, что совсем не по-американски. Но мы ценим эту посуду, памятуя о том, сколько счастья она могла нам доставить. Не продается.
Лот № 15. Остатки сервиза, расстрелянного Чарли Макартуром[343]
на лужайке в Эллерсли в тот день, когда мы палили по тарелочкам, изобрели крокет-поло и играли в него на упряжных лошадях, взятых напрокат у фермера. А вот хрустальная черепаха от Лалика[344], которая обитала в магазине напротив конторы «Вантайн», было там когда-то такое местечко. Никто ее не покупал, но цену все не снижали, пока наконец не обрушилась их новая суперсовременная витрина и черепаха не потеряла ногу, тогда мы ее купили и склеили заново в мастерской. В этой черепахе стояли белые фиалки в тот вечер, когда к нам в гости впервые зашел Эрнест Хемингуэй, в ней прятали перегоревшие лампочки от рождественских елок на праздниках. Она старомодна и безвкусна и ни на что больше не годится, разве только для того, чтобы хранить старые ключи, которыми больше нечего открывать. Ваши ставки? Чердак, Эсси! Лалика на чердак!