После этого я отправился к коменданту, чтобы узнать, могу ли я распорядиться о доставке к нему своих вещей, но встретил его практически в дверях, когда он собирался выходить со своими гостями; он не мог ничего конкретного сказать, но если я справлюсь у него в субботу (т. е. сегодня, 12-го), «то, вероятно, он сможет назвать точный день». Для меня это был удар грома; невозможно описать, в каком я был состоянии; короче: я пораздумывал, постарался развлечься, снова подумал; посреди следующего дня (10-го) мне показалось, что я достаточно спокойно все взвесил и в результате решил разделиться с ним и поехать одному кратчайшим путем через Москву до Астрахани как можно быстрее в наемном экипаже[357]
, а потом оттуда по обстоятельствам в Тифлис. Но чтобы не поступить опрометчиво, я попросил совета у моих лучших друзей[358]. A. ответил мне, что с этим мне помочь не в его силах. Я сказал ему, что просил у него не помощи, а только его мнения или совета, на что он заметил, что единственное, что он может, так это полностью одобрить мое решение и посоветовать мне осуществить его как можно скорее. B. сказал, что другого ничего не остается, но с фурманами и с их порядками он не знаком, и поэтому мне надо бы сходить к C.[359], которому все это хорошо известно. C. оказался занят, но вызвался пойти со мной на следующее утро, в любое удобное мне самое раннее время, и уладить все дело. Ночью я написал коменданту о своем решении, принеся свои извинения. Утром в пятницу (11-го) я был у C. до 7 часов; мы взяли извозчичьи дрожки, так как фурманы располагались очень далеко от его дома. Первый же, кого мы встретили, предложил нам свои услуги, но запросил цену вдвое больше обычной; второй был знакомым C., он запросил на четверть меньше, но у него в повозке был еще пассажир, который, однако, мог сидеть с кучером. Он предъявил нам свою кибитку, которая казалась достаточно удобной по местным понятиям, а вообще-то была гнусной мерзостью, и мне ее даже не с чем сравнить из того, что можно найти в Дании; сзади она выглядела примерно как накренившаяся пивная бочка. Так как мы хотели от него уйти, он сбросил еще четверть и таким образом спустил цену, так что стало дешево[360]. C. заметил мне, что было невозможно найти лучшие условия или более подходящий случай; итак, мы полностью договорились, хотя кучер и не мог приехать ранее следующего утра (12-го) в то же время (7 часов). Прождав с утра дольше чем до 9 часов, я в сомнениях пошел к C., попросил его немедленно поехать туда опять и узнать, как там дела, а в случае необходимости нанять другого. Он охотно согласился и в 11 часов привез мне известие, что тот не закончил свои дела на бирже и раньше чем в 7 часов вечера его ждать не следует. Однако он нанял другого за ту же цену и с еще одной лошадью, этот должен быть готов быстрее, однако не раньше 4 часов. Сейчас 10 часов, и все еще никто не появился! Так что — это все еще не конец! А завтра воскресенье!P. S. О предыдущих неудачных попытках отъезда я умалчиваю[361]
. Не сомневаюсь, что это письмо Вам наскучило, но когда Вы подумаете о пережитых мной мучениях, Вы должны будете обрадоваться, что еще легко от меня отделались. Сегодня воскресенье, 13-е, час дня, я нанял третьего[362], который сейчас с повозкой у меня во дворе, но так как его паспорт еще нужно проштемпелевать, Бог знает, когда это закончится. Будьте здоровы! Вот он идет сюда, так что теперь, возможно, все готово к отъезду.
Москва, 25 июня 1819 г. А. Ларсену[363]