Заметки с выставки

Он оплатил счет за питание, запихал свой чемодан и кое-какие пожитки в багажник и привязал велосипед на крышу. Он не испытывал потребности увидеться хотя бы с кем-нибудь до отъезда. Он так и не научился находить друзей. Дома и в Оксфорде квакеры поддерживали его так успешно, что он в итоге оказался в плане социальных отношений таким же ленивым, что и муж, целиком и полностью зависимый от жены. То, что он рос единственно в компании глухого старого родственника, заставило его дичиться новизны и соперничества сверстников. Его дед был теперь таким глухим, что даже если он был достаточно близко, чтобы услышать звонок телефона и ответить на него, он вряд ли мог услышать то, что ему говорят, поэтому говорить с ним по телефону о деликатных вопросах было совершенно невыносимо. Так что, чем вопить ему из телефонной будки о плане, который он едва ли мог объяснить самому себе, Тони поступил по-другому — написал успокаивающее, деловитое письмо, в котором изложил два основных тезиса, представив эти новости скорее независимыми друг от друга, нежели как причину и следствие.

Дорогой дедушка, у меня не получилось с наукой, поэтому я решил сократить потери, вернуться домой и попробовать найти работу, вероятно, учителя.

Я привезу с собой Рейчел, мою подругу художницу, она больна и ей нужно сменить обстановку.

Одетая и готовая к отъезду, она сидела на краешке кровати, у ног стоял чемодан. На ней был темно-синий дафлкот, которого он раньше не видел, из чего сделал вывод, что какая-то подруга зашла к ней на квартиру и принесла кой-какие нужные вещи. Пальто было застегнуто до знакомого красного шарфа, замотанного на шее, будто она сидела и ждала на автобусной остановке в лютую стужу, а не в хорошо отапливаемой больничной палате. Она выглядела безжизненной, опустошенной и изнуренной, но увидев его, выдавила слабую улыбку, и, не говоря ни слова, молча встала с сумкой в руке, всем видом показывая, что желает уйти. Врач перехватил их на выходе и вручил ему флакон с таблетками.

— Следите, чтобы она принимала по две таблетки три раза в день, — сказала она. — Боюсь, целую бутылочку ей доверять небезопасно. Пока еще не стоит. Удачи. Ваш местный доктор снабдит ее новым рецептом.

После того, как они спустились на стоянку, Рейчел весьма возбудилась. Она восхитилась цветом фордика. «Я думала, мы поедем на такси, — сказала она. — Никогда не думала, что у тебя есть машина».

Открывая ей дверь, он заметил на обшлагах пальто коричневые пятна крови и понял, что хозяйка, наверное, погрузила ее в машину скорой помощи в той одежде, что первой попалась под руку. И теперь, когда она уже сидела внутри, он увидел, что все на ней самым диким образом не соответствовало друг другу, даже по богемным стандартам.

— Мне нужно забрать остальные вещи, — сказала она. — Не возражаешь?

— Конечно, нет. Может быть, помочь Вам упаковаться?

Выяснилось, что жила она не в маленьком домике со слегка враждебной парой, с которыми он встретился, а в студии в самом конце их крошечного садика. На самом деле это был переделанный гараж, примитивный даже по студенческим стандартам. Туалет был на улице, а горячая вода из газовой колонки шла в крошечную раковину с многочисленными сколами. Судя по всему, когда помыться губкой бывало не достаточно, она просилась в ванную комнату хозяйки. Кроме того, там была кровать, которую можно было сложить в диван, один покосившийся стул, карточный столик, чайник и тостер.

Она заметила, что он рассматривает все. «Это единственное, что я могла себе позволить, где можно было хоть как-то уединиться, — объяснила она. — Как только дверь закрывалась, они уже не видели меня, и я могла впускать друзей в окно». Она указала на окно в комнате, которое было грубо вставлено там, где раньше была дверь гаража, и он немедленно представил себе профессора Шепарда, который влезает через окно, сняв шляпу и брезгливо морщась.

Она вытащила из-под кровати потертый картонный чемодан и быстро сложила туда все из комода. Он был поражен тем, как мало у нее было вещей. (Его потрясло то, как небрежно она выбросила несколько книг в мягкой обложке в мусорную корзину). Скудный набор тарелок, столовых приборов и помятых сковородок принадлежал домовладельцам.

Единственной красивой вещью был старый и нелепый оловянный подсвечник, который она бросила в чемодан вместе с одеждой, как только он начал проявлять к подсвечнику интерес. Ее принадлежности для рисования стояли возле окна: старый мольберт, который он разобрал и завернул, несколько обувных коробок, заполненных тюбиками с краской, бутылочками со скипидаром, кистями и маленькими мастихинами[6].

Когда он спросил ее, где все ее картины, она ответила, что избавилась от них. Ее голос на мгновенье прозвучал так, что отпугнул его от дальнейшего обсуждения темы. Она явно не имела в виду, что продала их.