В Париже — снова аэрокосмический салон, и я лечу. Жаль, что на этот раз не будет моего милого дружка Володина: он в отпуске где-то на Волге. Лечу первым классом. Рядом — академик Е. К. Фёдоров, как всегда, очень важный, и Марина Влади — милая, в дешёвых очках, девчонка. Я боязлив и не знаю, как заговорить с Мариной, хотя Вася Аксёнов знакомил нас. От «Литературки» на салон летит Гофман[297]. Он льнёт ко мне, поскольку считает меня (и совершенно справедливо!) знатоком Парижа.
Отель «Morgane» на rue Keppler. Гофман уговорил меня снять двухместный номер. Хозяин отеля понимающе улыбнулся: теперь он уверен, что мы — гомосеки. Номер маленький, убогий, окно в тёмный двор. Гофман говорит: «Да, забыл тебе сказать… Я ночью ужасно храплю…» Предложил Гофману пройтись по Парижу. Повёл его на Trocadero: очень самому захотелось поскорее увидеть Сену и Эйфелеву башню, поверить, что я — в Париже! Потом мы спустились по Елисейским полям на площадь Согласия, прошли садом Тюильри к Лувру и дальше до собора Парижской Богоматери. Гофман города не видел, без умолку рассказывал мне об Америке, о каких-то предателях, перебежчиках, так что я даже заподозрил, не идиот ли он.
Генрих храпит ужасающе. Я спать не мог. От храпа становлюсь психованным, потею, очень нервничаю. Встал, нажевал бумаги и залепил себе уши. Утром Генрих рассказывает мне что-то, а я ничего не слышу. Первая мысль: оглох и именно в Париже! Очень обрадовался, обнаружив в ушах затычки из папье-маше. Генрих говорит: «Ты привыкнешь к моему храпу настолько, что в Москве тебе уже будет трудно без него заснуть…»
Оня Прут[298] попросил Гофмана отвезти другу детства Зяме буханку чёрного хлеба и банку баклажанной икры, добавив, что паюсная икра у него есть в избытке. Позвонили этому Зяме, сидим в холле, ждём его к 12.00. В полдень к подъезду нашего отеля швартуется огромный, краснокожий внутри «Бьюик» с шофёром-испанцем в форменной фуражке (высший шик в Париже!). Из машины выскакивает бодрый круглолицый старичок. Знакомимся: Юдович Зиновий Александрович. Посылке очень обрадовался и предложил вместе пообедать. Привёз нас в ресторан «Бургонь» где-то на Больших бульварах. Когда мы причаливали, хозяйка ресторана выскочила нас приветствовать, за широкими окнами засуетились, затрещали крахмальными скатертями. За обедом разговорились. Юдович родился в Кривом Роге, занимался углём, потом нефтью. В 1921 году уехал во Францию. Пробивался долго и трудно. После войны стал «нефтяным королем», миллионером, одним из самых богатых людей Парижа. Тесно сотрудничает с нашим «Нефтеэкспортом», часто наезжает в Москву. Нашёл и купил у букинистов за несколько тысяч франков круговую панораму Москвы, которую какой-то французский художник нарисовал в XIX веке, сидя на колокольне Ивана Великого. Подарил панораму Музею истории и реконструкции Москвы. Музей не остался в долгу и преподнёс Юдовичу тарелку из прессованных опилок с петушком ценой в 3 рубля…
— У миллионеров бывают финансовые затруднения? — спросил я.
— Чаще, чем у бедняков! — воскликнул Юдович. — Когда началась война арабов с Израилем, и Суэцкий канал, по которому шла нефть из Кувейта, закрыли, ваш начальник «Нефтеэкспорта» пригласил меня в Москву и сказал, что договор о поставках нефти из СССР надо пересмотреть. Я хладнокровно заметил ему, что в этом случае придется заплатить мне огромную неустойку. «Придется, Зиновий, придется…» И со вздохом он задумчиво разорвал наш договор. Неустойку я получил, но по новому договору он с меня три шкуры содрал. Пришлось продать базу под Парижем за 18 миллионов долларов… Но он был абсолютно прав. Он знал, что у меня база на севере в Анфлере и я погоню туда танкеры с русской нефтью короткой дорогой из Ленинграда. Он всё правильно рассчитал. Я бы на его месте так же поступил…
Я слушал и невольно восхищался смекалистым начальником из «Нефтеэкспорта».
Целый день провел на салоне. Встретил Володю[299]. Разговорились, и он признался мне, что мечтает купить «Калипсо» — костюм для подводного плавания. Вечером шли с Кириллом[300] мимо каких-то «Спорттоваров», и я вспомнил о мечте Володи.
— Ну, какие же вы все советские идиоты! — воскликнул Кирилл. — Человек летал в космос[301]! Да он может зайти в любой магазин, и ему подарят два «Калипсо» только за право написать в витрине, что здесь покупал САМ Шаталов! Ручаюсь! Хочешь, я сам с ним схожу?..
На следующий день снова встречаю Володю и рассказываю ему о разговоре с Кириллом.
— Да как-то неудобно… — мнётся он.
«Калипсо» космонавт так и не смог купить: денег не хватило[302]…
В Париже много небогатых, но мало бедных, много зависимых, но мало униженных.
Музей авиации. Первые французские самолеты «Фарман» и «Антуанетт» 1907 года. Велосипедные колеса. Человек весь на виду. Годы постепенно задвигали человека внутрь самолета, и теперь его не видно совсем.