Заметки вашего современника. Том 1. 1953-1970

Легенда Айя-Софии. Когда собор возводили, мальчику-строителю явился святой Георгий Победоносец и сказал, что строители ошиблись, что собор не направлен фасадом в сторону Иерусалима. «А как же исправить это?» — спросил мальчик. «Дотронься вот до той колонны, и храм повернётся», — ответил святой. Мальчик дотронулся, и храм повернулся. С тех пор каждый, кто загадает желание и дотронется до этой колонны, знает, что его желание сбудется. Четырёхгранная колонна защищена толстыми медными листами, но и медь уже пробита миллионами прикосновений. Края отверстия надраены, горят, как матросские бляхи. Под медью — лунка в камне, сантиметров 5 глубиной. Как много может рассказать эта колонна о людях! Я тоже сунул палец. Какого-то конкретного пожелания у меня не было. Просто пожелал счастья всем, кого люблю…

Вечером к нам пришли два помощника капитана. Пили водку и читали стихи. Мы с Беллой пели песни Булата Окуджавы. Кобзев перепил и дремал. Нагибин рассказывал, как его оклеветали в «Литературной газете». Потом пели неприличные частушки. Было очень весело, разошлись часа в 4, уже за Дарданеллами.

Пирей. Афины. Капитолийский холм. Худенькая пожилая женщина-экскурсовод говорит по-русски хорошо, но я её не слушал, обо всём этом написаны сотни книг, хотелось просто побродить. Удивительное чувство: вроде бы всё это и не ново для тебя, давно известно, но всё равно всё неожиданно. Парфенон, конечно, монументален, могуч, лёгок, загадочно пропорционален. Желтоватый, словно загорелый, мрамор его — совсем не каменный, тёплый… На многих скульптурах сохранилась краска. Наверное, когда их создавали, одни доказывали, что красить надо обязательно, а другие объясняли, что это глупо и пошло. И вот краска облезла, а искусство осталось. Быть неподвластным настойчивому усердию маляра…

Афины очень мне понравились: чистый современный город, зелёный, светлый, людный, с ясной удобной для людей архитектурой, не заплёванный, как Стамбул, не погасший, как Констанца.

Хорошие носки — 75 драхм, красивый галстук — 90, рубашка — 200–250, плохонький плащ — 600, а у меня их аж 38!

Александрия. Огромный морской вокзал закрыл весь город, виден лишь тоже огромный дворец короля Фарука. Город красивый, грязный, шумный, вся жизнь его выплеснута на улицы. Никак не пойму, как в южных городах шум — спутник быстрого движения — так гармонично может сочетаться с ленивой медлительностью. Колонна Помпея в старом городе. Рядом — сфинксы. Рядом со сфинксами торгуют бананами, гаечными ключами, чем ни попадя. Дворец Фарука, который, как я понял, кроме этого дворца ничем и не прославился, демонстрирует бескрылость королевской фантазии. Рядом — небольшой причал, с которого он и сбежал, прихватив государственную казну. В кабинете — портрет Фарука в феске. Толстая усатая самодовольная рожа, без следов интеллекта.

Греко-римский музей. Замечательны маленькие керамические фигурки и бюстики с необыкновенным разнообразием лиц. Нумизмат может зачахнуть у витрин с монетами: богатейшее собрание. Мумии, в том числе мумия крокодила, которого почитали священным животным, меня не тронули. Стало скучно. Да ещё гид — болван. Подходит к мумии крокодила: «Это — мумия крокодила…» Ну ясно, что не черепахи!

Слепой нищий ревел на набережной: «Viva Russia!» Ему шепнули, что остановился автобус с советскими туристами.

Купальный сезон для египтян кончился. Вход на пляж короля (!!) Фарука средь финиковых пальм стоит 10 пиастров. Заметил, что купаются не все наши. И не потому, что не хотят, а потому, что денег жалко! Купался в Средиземном море. С 1959 года я успел забыть, какое оно солёное. Вода +25.

Каир. В Каир мы приехали поздно. Сузи — девушка-гид, в которую жестоко влюбился Игорь Кобзев, говорила: «Справа от вас — великие пирамиды…» Я прижал лицо к окну автобуса, но лишь на мгновение между чёрных древесных кущ промелькнуло что-то громадное, закрывавшее полнеба. Сузи тем же тоном продолжала: «Слева от вас — самый большой ночной клуб Каира…» «А стриптиз тут есть?» — спросил с надеждой «мистер Пай»[86]

. «Тут всё есть…» — устало отозвалась Сузи. Улица 26 июля, бывшая Шара-Фуад, отель «Скарабей». Меня поселили с Бархударяном. Номер большой, с двумя роскошными мягкими кроватями, словно созданными для любовных утех. Ванная метров 15, самая большая ванная комната в моей жизни. Перед сном прошёлся по городу. Яркие витрины, неоновый кишечник реклам. И ночью продавали фрукты: яблоки, бананы, груши, манго. На чёрных печках, чем-то напоминающих полевые кухни, обкуривая прохожих дымом, жарили батат.

Возраст экспонатов Египетского музея в Каире измеряется не веками, а тысячелетиями.