Заметки вашего современника. Том 2. 1970–1980

Эстонцы покупают велосипеды для того, чтобы ездить на них в гости. Возвращаясь из гостей навеселе, они ведут велосипеды рядом и держатся за них, чтобы не упасть.

* * *

Если вдуматься, как это глупо звучит: «кадровый офицер». Жизнь, отданная армии, — это бессмысленная, погубленная жизнь. Наши далёкие потомки поймут наши стихи, нашу музыку, но понять необходимость армии они не смогут. А главное, категорически не смогут понять, почему мы гордились воинскими доблестями.

* * *

Перечитывал Перельмана. При всём колоссальном объёме сделанного им, при всей очевидной пользе его книг, при всей трагедии его смерти[360], надо всё-таки признать, что писал он плохо, натужно, скучно. Его критика «проектов» Жюля Верна и Герберта Уэллса развеивает всякий поэтический аромат этих «проектов», она рассудочна до зевоты и достойна тупого вузовского крючкотвора.

* * *

По дороге в Отепя опять заезжал к СС[361] в Михайловское. Вечером за чаем Гейченко вспоминал:

— Когда мне руку оторвало, и я приехал в Михайловское, могила Пушкина в Святогорском монастыре была повреждена, часть основания обелиска разбита, другие камни сдвинуты. Пушкина не в земле похоронили, а в склепе под обелиском. Гроб и крышка гроба, которые хорошо сохранились, тоже сдвинулись. Надо было туда спуститься и всё поправить. Когда мы приподняли крышку, я увидел Пушкина. Чёрный сюртук на нём весь истлел, думаю, он рассыпался бы в прах. Лицо было, как у мумии, ну, мумифицированное лицо, тёмная кожа на черепе, но вот волосы и бакенбарды очень хорошо сохранились… Почему-то в память врезались именно бакенбарды…

* * *

Туча надвинулась тёмно-серая, плотная, без просветов, начало погромыхивать, но далеко, отрешенно. Потом лёгкий верховой ветерок чуть тронул самые верхушки яблонь в саду, и тут же вдруг быстро металлически блеснуло где-то сбоку, и раскатисто, откровенно показывая свою силу, с нарочитым разухабистым треском ударил гром. Сразу тихо зашуршал дождь. Тёмные маленькие следы быстро пятнали светлый шифер крыши, далекую ясную полоску неба, на которую ещё не наползла темнота, затянуло серой сырой пеленой.

28.8.77.

Владимир Михайлович Мясищев.

* * *

В Отепя мы снимали маленькую трехкомнатную квартирку на втором этаже у супругов Парте — Августа Карловича и Линды Людвиговны. У них два взрослых сына: Ааво и Айвар. Меня поразило, что эстонцы не собирают грибы. Когда мы насушили белых грибов, сварили суп и дали попробовать нашим хозяевам, они искренне удивлялись, насколько это вкусно. У них хорошая библиотека на эстонском языке. Есть книги, которых нет в русских переводах, например, книга о знаменитом футболисте Пеле.

* * *

Знакомые ребята из ЦАГИ очень просят написать о Мясищеве[362]. Ездил к нему в подмосковный санаторий. Проговорили несколько часов.

Ефремов Тульской обл. Отец — счетовод, бухгалтер Тульского патронного завода. Мать оставила семью с тремя маленькими детьми (два младших брата умерли). Реальное училище окончил в Ефремове. Потом была организована «1-я советская школа 2-й ступени» с гуманитарным уклоном. Проучился в ней около 1,5 лет. «Я хотел стать инженером-мелиоратором, хотел обводнять пустыни…» Переезд в Москву. Жил у дальних родственников матери в семье доктора Лариозова в Токмаковом переулке. Сдавал экзамены на мелиоративный факультет Института мелиорации. «Знакомые девушки из Ефремова сдавали экзамены в медицинский, повели меня в морг, откуда я бежал в ужасе». Прочёл объявление о приеме на аэромеханический факультет МВТУ и, для самого себя неожиданно, поступил туда. Два года слушал лекции Жуковского. У Жуковского был удивительно писклявый голос, который совершенно не вязался с его внешностью. Ровный в обращении. Со студентами разговаривал редко, но когда разговаривал, то разговаривал, как с равными.

«Один год я пропустил, так как изголодался. Я снимал комнату у акушерки Котовой на углу Елоховской и Новой Басманной. Очень бедствовал. Поступил чертёжником на аэродром. Там работал Роберт Бартини — беглец-коммунист из Италии… Я получал 10 рублей. 3 рубля платил за комнату. Сам спроектировал и сделал кипятильник, тайком от хозяйки варил картошку. На картошке и соли я прожил около двух лет… В МВТУ, помню, сдавал экзамены по физике, взял билет и ничего понять не могу. Я на лекции не ходил, а наш профессор употреблял другие символы, не те, что в книжке…

Потом я узнал, что Туполев организовывает своё КБ. Я встретился с ним и сказал, что хочу у него работать. Он спросил о дипломе. Я сказал, что проектирую дюралевый истребитель. «О, вы взялись за проект, который мы сделать не можем! — воскликнул Туполев. — Принимаю вас в группу Петлякова[363]. Денег нет, но будут через 2–3 месяца…»