Заметки вашего современника. Том 2. 1970–1980

Курчатов[61] от греха подальше жил на территории своего института в двухэтажном доме, который прозвали «Домиком Лесника», хотя это не «домик», а здоровенный домина. Обстановка добротного советского особняка со всей его казенщиной. У Курчатова была толстая тетрадь для домашних записей идей, которые вдруг приходили в голову дома, замаскированная (опять-таки от греха подальше) под книгу, на обложке которой был написано «Джавахарлал Неру». В доме познакомился с потрясающим мужиком — Дмитрием Семёновичем Переверзевым, телохранителем Игоря Васильевича, который неотлучно находился при нем с 1943 г. до смерти. Даже в последние годы Переверзев отлучался из «Домика Лесника» к себе домой очень редко, хотя жил рядом с институтом. На наше счастье Переверзев был страстным кинолюбителем, и практически все известные кинокадры глухо засекреченного Курчатова сняты им. Рассказывал о встречах Королёва с Курчатовым.

* * *

Город Чаплыгин — давняя вотчина Алексашки Меншикова Раненбург — имеет вид города, ещё вчера пережившего оккупацию.

* * *

Московскому военному округу в 1968 г. исполнилось 50 лет, дали орден Ленина, но забыли вручить. Тогда же в ГлавПУРе[62] сочинили речь для Брежнева. Но прошло три года, речь устарела и меня вызвали в ЦК её обновлять. В кабинете Самотейкина собрались: Борис Панкин, Анатолий Аграновский[63], некто Фёдор Фёдорович Петренко — довольно бесцветный аппаратчик и я. В первом варианте речи было 18 страниц, во 2-м — 9, в 3-м (плод трудов Фёдора Фёдоровича) — 3 странички. Мы его «олитературиваем».

Уже после смерти Анатолия его младший брат Валерий Аграновский рассказал мне, что в одном из очерков Анатолия была фраза: «Заработная плата должна быть за работу». Несмотря на кажущуюся очевидность, эта фраза не понравилась главному редактору «Известий» Алексееву, который даже журналистов собственной газеты не читал: их статьи холуи ему пересказывали. Фразу эту он вычеркнул без ведома Толи, который в это время писал какой-то доклад для Брежнева. Толя разозлился и вложил её в уста Генсека. Доклад Брежнева «Известия», естественно, напечатали, а следом Толя опубликовал «отклик», где написал: «Как совершенно правильно указал нам Леонид Ильич, заработную плату нужно платить за работу…»

* * *

Выдали пропуска в столовую ЦК для нижайших сотрудников аппарата. У Бориса[64] не было денег, я за него заплатил. Мы взяли: две порции сёмги, кумыс и лобио на закуску. Борщ и грибной суп. Жареную свинину и жаркое из барашка с картошкой. Два киселя. За всё я заплатил 1 руб. 80 коп. Виктор Дюнин, который после «КП» недолгое время работал в ЦК КПСС, говорил, что в анкетах, в графе «Правительственные награды» надо писать: «Питался в столовой ЦК КПСС».

Я должен был вернуться в редакцию, и Самотейкин вызвал для меня автомобиль: приказано было «ОТВЕЗТИ». Есть другая команда: «ОБСЛУЖИТЬ». В этом случае пассажир может заезжать в разные места, подсаживать других людей, заставлять шофёра ждать.

* * *

Голубой зал «КП». Владимир Ильич Ленин, Григорий Суренович Оганов и Валентин Васильевич Чикин.

* * *

Скандал на партсобрании в «КП». Володька Губарев заявил, что Чикин — хам. Онищенко предложил отложить вопрос до редколлегии. Хуцишвили[65] поддержал Володьку. Песков Чикина защищал, взывая к справедливости. Ларионов[66], защищая Чикина, поливал грязью Панкина и Корнешова[67]. Оганов юлил, прочёл целый доклад о «чувстве свободы», стремясь, не защищая, защитить Чикина. Я лягнул Пескова и превратил Ларионова в руины, Панкин следом заявил, что Чикин расколол редакцию. Все бурлят! Паша Михалёв переизбран секретарем, а я — в партбюро.

* * *

Презанятный разговор с Олегом Ефремовым. Олег весёлый, стройный, в чёрной водолазке, расхаживал по своему кабинету во МХАТе. Напротив, развалясь, полулежал Миша Козаков, а на краю того же дивана сидел маленький, чёрненький, бородатенький, пёстро одетый человек — знаменитый театральный художник Левенталь.

— Первый раз вижу нового худрука в новом кабинете, — сказал я с порога.

— А что, плохой кабинет? — засмеялся Олег.

— Ты зачем же «Современник» разоряешь? — спросил я строго. — Зачем Женьку[68] сманил?

— Кто его манил? Он сам ушёл! И все бы ушли, если бы я позвал! Остался бы один твой друг Кваша, Галька Волчек и этот… Табаков!