Заметки вашего современника. Том 2. 1970–1980

Ещё до пира Вахушти предупредил меня, чтобы с выпивкой я не торопился, благо, что хевсуры, в отличие, скажем, от кахетинцев, и не настаивают, чтобы гость непременно пил. В горах виноград уже не растёт. Тут готовят ячменный самогон, очень крепкий, но они специально разбавляют его, чтобы люди за столом быстро не хмелели. Им нельзя хмелеть, потому что все они принимают участие в своеобразном поэтическом соревновании. Вот один начинает: «Дружище, я вижу, что ты уже проколол новую дырку на своём ремне. Ведь жена подарила тебе уже трёх сыновей. Неужели ты хочешь подарить ей дочь?» Второй ещё что-то добавляет, «дружище» отвечает и пошло-поехало! Абсолютно доброжелательно, весело. Языка я не знаю, мне урывками переводит Вахо, но я слышу речитатив, это — стихи!

* * *

Вахо сказал старикам, что мы хотим побрататься. По местным обычаям это очень серьёзное решение. «Братья по крови» исповедуют такие законы: «Мой отец — твой отец, моя мать — твоя мать, мой сын — твой сын, моя дочь — твоя дочь, моя жена — твоя сестра». И это незыблемо на всю жизнь! Ночью старики препроводили нас в какой-то большой, мрачный дом. Женщины не допускались. Сначала шли какие-то речи, которых я не понимал. Потом из глубины дома вынесли роскошный, с ножнами, инкрустированными камнями, кинжал, и самый уважаемый старик порезал нам правую руку между большим и указательным пальцами. Мы с Вахо потёрлись ранками, чтобы кровь наша смешалась. Потом принесли тоже огромный, старинный, отделанный серебром рог с самогоном, мы с Вахо накапали туда своей крови и выпили. После чего ранки нам прижгли махоркой. Теперь мы с Вахушти братья!

Маленький шрам на руке не зарос. Я смотрю на него и вспоминаю те благословенные дни в деревне Джуту в Хевсуретии. Почему так устроено, что человек чаще всё не осознаёт, что он переживает одни из счастливейших минут в своей жизни, которые останутся с ним до конца его дней? А, может быть, в этом есть некий недоступный нам смысл: не осознавать?

* * *

Мы перепутали дороги и заезжали в Баку с юга через страшные посёлки, где работают заводы по производству сажи для шинной промышленности. Это сущий ад! Не понимаю, как тут живут люди. Черные облака, под которыми играют дети. Здесь надо снимать какой-нибудь экологический киновопль.

* * *

В гостях у Юлика Гусмана в Загульбе. Загульба — это Пицунда Каспийского моря. Море мутноватое, накат, в маске ничего не видно, да и не интересно тут нырять: скал нет. На пляж надо брать с собой пузыречек с керосином и ватку: когда выходишь из воды, на теле обнаруживаются капли нефти, неразличимые в море.

Вечером Гусман очень смешно рассказывал, как праздновали в Баку 50-летие Октября. Алиев[87] поручил Гусману, который после победы бакинской команды КВН в Москве стал очень популярным, поставить на главной площади Баку некое праздничное действо. Юлику были приданы войска: пехота, моряки, кавалеристы, военная техника, милиционеры, школьники, короче, всего несколько тысяч человек. Юлик стоял на «царской» трибуне с мегафоном и командовал. С шашками наголо вылетали на площадь кавалеристы, с моря высаживались на берег моряки, маршировали солдаты, летели самолеты, усиливая общее возбуждение, со всех сторон врывались на площадь дети…

— Ты не поверишь, — говорил Юлик, — но даже на репетициях все приходили в такое возбуждение, что я мог запросто приказать захватить вокзал, телеграф и банки. Я понял, что могу устроить государственный переворот!

* * *

Вася[88] демонстрировал мне «домну для плавки свинца».

* * *

Загробили ДОС[89]. И молчок! И опять никто не виноват!

* * *

Не помню такого жаркого, душного лета, как в этом году. Я всё время мокрый от духоты. Под Москвой загорелись торфяники. Сизая дымка наползает на Москву. На всех шоссейных дорогах посты милиции тщетно стараются сократить поток машин, выезжающих из города, надеясь предотвратить лесные пожары. Я в «Комсомолке» специально для ГАИ взял справку, что живу в Переделкино. Листва пожухла и опала, шуршит под ногами.

* * *

Из «Пошехонских рассказов» М. Е. Салтыкова-Щедрина («Рассказы майора Горбылёва»):

«А по-моему, настоящая наука только одна: сиди у моря и жди погоды».

«Что такое чертовщина и как её понимать надлежит — на это я определённого ответа дать не могу. Но ведь с другой стороны, ежели сказать наотрез: нет чертовщины! — а вдруг она есть? Кто тогда в дураках будет?»

* * *

Во мне необыкновенно развита тяга к делам второстепенным. Именно она вредит мне в жизни более всего.

* * *

Валя[90] сказала, что отдаст Ваську в Суворовское училище. Никогда ещё не был так взволнован и так разгневан. Да что же это такое! Ну какой же из Васьки военный человек?!!

* * *

«Солярис» Тарковского понравился мне несравненно больше, чем «Солярис» Лема.