Заметки вашего современника. Том 2. 1970–1980

Розыгрыш принимал угрожающие масштабы, в него втягивалось всё большее количество людей. Каждый без устали вносил свою лепту в общее дело. Герасимов подговорил одну девушку, чтобы она назвалась сотрудницей Рязанского и спросила Виташу, где найти Коновалова, «которому Михаил Сергеевич срочно просил передать важную бумагу». Поскольку Рязанский отвечал за всю радиосвязь в космосе, Виташе стало ясно, что тот передаёт «Известиям» некую эксклюзивную информацию. Алеша Горохов[211] отпечатал на телетайпе собственный текст о связи с инопланетянами и сказал Головачёву: «Голованов ошибается. Засекретят этот факт или не засекретят, а надо подстраховаться, чтобы потом никто не мог сказать: ты же был в эпицентре событий, что же ты молчал!?..» У Апенченко, всё время повторявшего, что это де не его дело, в секретной тетрадке тоже обнаружился текст о внеземных сигналах. В довершение всего из Москвы прилетел Альберт Пушкарёв, корреспондент фотохроники ТАСС, который после нашей обработки сказал Виталию, что он приехал срочно снимать какую-то антенну, сам не знает какую, и зачем она — не ведает.

Итак, у всех само собой, стихийно распределились роли: Коновалов — дерзкий, скрытный и хитрый подпольщик, Апенченко — коварный врун, Пушкарёв — слепое орудие высших сфер, Горохов — трусливый перестраховщик, Ребров — правдолюб-разоблачитель, я — усталый от сенсаций циник, который всё время твердил Виташе:

— Ну неужели ты сам не понимаешь, что вопрос слишком серьёзен, чтобы свести его к погоне за газетным первенством? Ты что думаешь, Брежнев сегодня ломает голову, в какой газете это печатать, в «Труде» или в «Известиях»? Он как минимум должен сначала снестись с Фордом, Вильсоном и Жискаром д'Эстеном…

А тем временем в Москве тоже разворачивались события. В «Труде» позвонили Сагдееву, который (к его чести) сказал, что, очевидно, всё это — мистификация, хотя он не видит здесь ничего теоретически невозможного. Звонили и в «Правду» Королёву[212] и в ЦК КПСС Морозову[213], и за советом к Шелепину[214], уповая на его связи с разведкой. Как я понимаю, столица напитывалась нашей «дезухой»[215], как губка, и слухи готовы были уже просочиться в верхние этажи Старой площади и Кремля.

Мы поехали к Северному[216] и там подговорили одну девушку, чтобы она подтвердила, что и самый большой оптический телескоп в Европе «тоже ведет себя странно». Сам Северный, не ведая того, снова подыграл нам, отвечая на прямой вопрос Головачёва. «На эту тему я говорить не желаю!» — сказал академик. А Миша Ребров зашептал Виташе на ухо: «Вот видишь, и Северный темнит…»

Возвращаясь из обсерватории, все замёрзли и закатились в подвальчик, чтобы согреться. Там и решили кончать с этим розыгрышем. Я произнёс речь, в которой отметил настоящую журналистскую хватку Головачёва, его преданность передовым научным идеям, но признал, что на этот раз чутьё ему изменило и он стал жертвой мистификации. Миша Ребров, получив от Ткачева перфоленту с текстом статьи Головачёва, объявил винно-водочный аукцион. Только победитель получал перфоленту и право первой публикации всей этой истории. Аукцион выиграл Вадим Лейбовский за 3125 грамм водки на всю компанию. Виташа был очень подавлен и не пил. Мне его искренне стало жалко. Сказать по правде, всё-таки это было не совсем честно: все дурачили одного, притом совсем не самого худшего в нашей пёстрой компании…

Перед этой публикацией я позвонил Вадиму Лейбовскому, ныне — пресс-атташе знаменитого офтальмолога Святослава Фёдорова, который рассказал, что он написал об этой истории ещё в 1980-х гг. для журнала «Журналист», но опубликовать не сумел и разрешает это сделать мне. И Виталию Головачёву тоже позвонил. Он сказал, что зла на нас не держит, но и прощать нас за старый грех не хочет.

* * *

Собака — единственное животное, которое поверило, что человек действительно самое разумное существо среди всех живых существ, и в этом — трагедия собаки.

* * *

Яковлев[217] сказал, что по его мнению, смотреть телевизор — это лучше, чем пьянствовать, но много хуже, чем читать книгу.

* * *

Из выступления вице-президента Академии наук СССР Юрия Анатольевича Овчинникова в Голубом зале «Комсомольской правды» 26 февраля 1975 г.

«Предсказать «взрыв» в некой области науки — невозможно. Значимость той или иной области меняется калейдоскопически. Также невозможно оценить эффективность отдельных областей фундаментальных наук, я не думаю, что когда-нибудь мы научимся это делать. В исследованиях негативный результат иногда полезнее позитивного. Думаю, что первое десятилетие XXI века станет временем освоения достижений биологии.