Заметки вашего современника. Том 3. 1980–2000

Таким образом, по Кропоткину Горбачёв — контрреволюционер. Поэтому, всё чаще повторяемые сравнения перестройки с революцией, не украшают перестройку. Зюганов всё время говорит о превращении былого СССР в великую индустриальную державу во времена господства коммунистов, об успехах культуры и науки за годы Советской власти. Но ведь никто не знает, как бы шло развитие великой страны без «Великого Октября». Революция не сделала мой народ счастливее. Поэтому, когда говорят о «новой революции», мне это слышать неприятно: довольно с нас и одной…

* * *

В подвальчике, в небольшой галерее Юрия Миракова сегодня открытие выставки Бориса Жутовского. 40 работ. Боря начинал, как книжный иллюстратор, график. В декабре 1962 года на выставке в Манеже «30 лет МОСХ» Хрущёв учинил ему разгром, поскольку не понял (и понять не мог!) его рисунки. В издательском мире родился даже термин «жутовщина», из всех издательств его вышибли, и несколько лет он вообще не печатался. Потом постепенно всё наладилось, и в 1990 году 9 него была уже персональная выставка в Доме художника. После этого выставок было много и в России, и по всему миру. Работы Бориса купили не только российские музеи, но и галереи в Кёльне, Бохуме, Нью-Йорке, Мельбурне, Токио.

Есть художники сразу узнаваемые, взглянешь — и сразу ясно, кто писал. Борис совершенно непредсказуем. Абстракции, даже какая-то лепнина на холсте (обещал рассказать, как это делается), фантазии (это уже другое, это не абстракции), акварель, карандаш. Два совершенно реалистических портрета, пейзажи маслом и т. д. Народу на открытии было много, но в основном мне незнакомого. Хотя и знакомые были: Горин, Рост, Крелин, Смирнов, Графов. Хорошо подвыпивший Слава Зайцев толкал речь.

Борька — замечательно живой, молодой художник. Я рад, что он взялся за оформление трёхтомника моих записных книжек.

* * *

Многие нас не любят. Но так, как не любят нас поляки!!.. И есть за что!

* * *

Новый, принесённый с базара веник нужно предварительно сунуть минут на 10 в кипяток, бросив туда горсть соли. Научила бабка на рынке.

* * *

Бездарный двухсерийный документальный фильм об академике Ландау. Кинематографического материала огромная куча, но сценарий (Майя Меркель) столь бездарен, претенциозен, нарочит, а видеоряд столь замусорен кадрами необязательными, бессмысленными, но одновременно претендующими на некий подтекст, на недоступный непосвящённым потаённый смысл, что невозможно смотреть этот фильм, не матерясь поминутно.

* * *

Подумал, насколько изменилась бы музыка, если бы человек был физиологически устроен по-другому. Ну, например, какой бы была фортепьянная музыка, если бы у людей на руке было только три пальца? А десять? Насколько изменилось бы звучание духовых инструментов, если бы у людей был иной объём лёгких и т. д.

* * *

Позвонил утром Саша Гамов[344] и сказал, что сегодня в Шереметьево разбился Артём Боровик, который с телохранителями летел в Киев. Ну как тут снова не задуматься о судьбе, о причудах рока. Я работал с ним в 1992–1993 годах, когда «Совершенно секретно» набирало обороты, напечатал там несколько материалов. А буквально за три дня до гибели он был гостем «Антропологии» — ночной ТВ-передачи Дмитрия Диброва. Я разглядывал его и думал, какой это энергичный и смелый парень. Даже подумал, какого сына я бы хотел иметь по темпераменту: такого, как Вася, или такого, как Артём? И вот через три дня — бац! И всё! И навсегда! Как? Почему? «Бог прибрал…» Но тогда какой же это недалёкий, капризный, вздорный старик!

* * *

Заходил Юра Карякин. Сидели на кухне, болтали. Юра, как я понял, всегда был весёлым хулиганом. Ну, например…

Пришёл к своим друзьям в ЦК КПСС, идёт по коридору, а навстречу — Пономарёв[345]. Известно, что он очень не любил бородатых. А Юра в бороде, говорит ему:

— Здравствуйте, Борис Николаевич!

Пономарёв фыркнул и отвернулся.

— Ну надо же! — крикнул Каряка в спину Пономарёву. — Я за него голосую, а он со мной даже не здоровается!

Другой раз Юра и Эрнст Неизвестный с крепкого «бодуна» идут мимо здания ЦК. Рядом останавливается «членовоз»[346] и из него вылезает Суслов[347]. Юре бросилось в глаза, что Суслов был в калошах, хотя было сухо[348]. Его мгновенно окружила охрана.

— Глядите, — заорал Карякин, — человек выходит в открытый космос без скафандра!

Один охранник схватил Юру за руку, прежде чем он успел докричать эту фразу, но что с ним дальше делать, не знал и на секунду выпустил. Карякин и Неизвестный убежали.

* * *

Грише Горину уже 60 лет. Какой он молодец, как я завидую его энергии, выдумке, таланту, постоянному поиску себя в новой работе! При том, что это очень скромный человек, располагающий к себе, прежде всего, своей добротой и полным отсутствием зависти. А я завидую ему, завидую его друзьям, среди которых меня всё-таки нет…

* * *