Заметки вашего современника. Том 3. 1980–2000

Он рад, что он в этой дыре. Может быть, он и прав: чем монгольская дыра хуже советской где-нибудь в Казахстане? Пусть хоть детей оденет. И купит себе тренировочный костюм…

* * *

В Монголии, в пустыне Гоби купил книжку Франсуа Мориака на русском языке. Вот это настоящая писательская слава!

* * *

Поездка к скотоводам. Стадо верблюдов — это очень красиво. Отара овец, табун кобылиц. В юрте так чисто, что, по-моему, тут не живут. Приёмник «Океан», фотографии на деревенский лад: все в одной рамке. Вышивки хозяйки весьма искусны. Угощали кумысом и «хитрой водой» — молочной водкой, прозрачной, как слеза, без запаха, но слабенькой, не крепче сухого вина. Закусывали засохшим, похожим на старый пряник, верблюжьим творогом. Несколько «пряников» взял для Женечки.

Отлов кобылиц в табуне. Молодой парень, видно величайший искусник, делал это с трудом, другие араты ему помогали. Одна кобыла, пойманная арканом на длинной палке, сволокла его с седла, другая сломала палку. Когда кобыла вырвала его из седла, он перелетел через лошадиную голову, но непостижимым образом не упал, оказался на ногах и не выпустил из рук свою удавку. Пригнулся, упёрся ногами в землю, лошадь тащила его, как водного лыжника.

Вечером — баня в воинской части. Вполне приличная, с бассейном и тощим веником, который привезли из России.

Отлов кобылиц в табуне — дело, требующее высочайшей ловкости и силы.

* * *

Почему во всех советских поездах из подстаканников обязательно капает чай тебе на штаны? Почему вместо этих неудобных, хрупких сооружений нельзя выпустить устойчивые, с широким дном, с толстыми стенками, чтобы не остывал чай, кружки специально для железных дорог?

* * *

Борундур, 10 октября. Новый, с иголочки, вокзал, совершенно безлюдный и, кажется, со всех сторон запертый, чтобы его не загадили. Выступал в новенькой школе. Агатовое поле. Геологи. Лекция по сексопатологии. Чаепитие в генеральском салоне. Здесь добывают редкий плавиковый шпат.

* * *

Баганур, 11 октября. Холод ужасный. Замёрзшие лужи. Снег. Засопливился окончательно, капаю в нос и ем парацетомол. Опять митинг с замёрзшими детьми. Суки, детей бы пожалели… Воскресенье, но агитационный энтузиазм монголов не утихает…

Город угольщиков оказался почище других, но окружающее степное безбрежье, терриконы, похожие на горы, и горы, похожие на терриконы, — всё это рождает чувство бесприютности на этой земле.

Шагающий экскаватор. Его часто сравнивают с доисторическим ящером. Если это и ящер, то старый: дрожит, дёргается, мотает из стороны в сторону головой огромного ковша.

Ревсомол. Опять рассказывал о «снежном человеке». Надоело.

Зоя Ерошок[79] дала мне вязаную шапку. Теперь я царь! Купил Женюшке кожаную сумку. Скучаю по ней очень…

Вечером «избранных» (человек 15) пригласил к себе генеральный консул. Рыжеватый, усатый, обаятельный, осторожный и очень хитрый. Кофе — чай — конфеты — печенье. Разговоры о Китае и полезных ископаемых. На мой вопрос, сколько денег должна нам Монголия, не ответил, увернулся (по одним данным 6, по другим — 22 миллиарда рублей). Вечером Царьков и Казаринов — ребята из клуба «Что? Где? Когда?» — затеяли в лектории игру. Моя команда выиграла. Читаю «Белые одежды». Домой хочется.

* * *

Солдаты наши в Монголии дезертируют, но до родины ни один из них не добрался. Их обычно ловят на границе и дают от 3 до 12 лет. Один убежал к монголам в степь, жил в юрте, ему невесту подыскали, но в конце концов и его словили.

* * *

Улан-Батор, 12 октября. Арих опять повёз в дипломатический магазин, где я купил шапку из тарбагана. Все наши ребята усиленно ищут, на что потратить деньги и ходят на приёмы, где надуваются от сознания своей причастности к «великим свершениям» России. На одном приёме удостоен значка «Наставник монгольской молодёжи». Одна беда: их ещё наставлять и наставлять… Звонил 2 раза Женечке и не дозвонился. Это меня опечалило. Парк Дружбы. Местные журналисты устроили в нашу честь ужин, скромно поили водкой и щедро — кумысом. Приём у первого секретаря ревсомола. Продержал в приёмной 15 минут: «для порядка». Общался только через переводчика, но когда переводчик ошибался, поправлял его по-русски. Непроницаемое лицо истинного азиата. Звал в ресторан, но я не пошёл, а Рафик Гусейнов[80] и Зоя Ерошок ходили. Рассказывали, что поил водкой, коньяком и говорил только по-русски.

Приём в Посольстве СССР. Говорил с Гуррагчей[81]. Меня определили в президиум, а потом повели в кабинет посла. Посол в присутствии всех своих советников обнял меня и расцеловал, чем очень меня озадачил. После объятий я мгновенно всем окружающим чрезвычайно понравился. Советники тоже пытались меня расцеловать. Посол говорил мне «ты» и поминутно восклицал: «Сколько лет прошло!» Из этого я сделал вывод, что мы когда-то были знакомы. Но, убей меня Бог, я его не помнил!