Заметки вашего современника. Том 3. 1980–2000

В ресторане кормят хорошо. Пенистый, очень «химический» лимонад. Пива нет. Жил в трёхместном номере с Лёнькой Репиным и Вадимом Некрасовым, фотокорреспондентом. В коммунальном тресте рассказывал о «снежном человеке». Слушали на редкость внимательно, открыв рот. Задавали толковые вопросы.

46 % жителей Улан-Батора живёт в домах, остальные — в юртах за глухими деревянными заборами. Юрты дымят печками. Есть электричество. Около некоторых юрт даже автомобили стоят. Мои пожелания посмотреть юрту были дважды вежливо отклонены…

В гостинице — молодые немцы, взвинченные бесконечными неудобствами…

В Улан-Баторе по сути нет магазинов, но люди в подавляющем большинстве одеты чисто и даже нарядно. Совершенно непонятно, кок им это удаётся, потому что даже в магазинах для дипломатов ничего нет. Просто чтобы истратить деньги, купил скверный кожаный пиджак и забавную шкурку тарбагана с головкой и красной суконной отделкой по краям. Отсутствует обязательная для восточных городов торговая улица. Рынка я тоже не видел. Никак не пойму: где и как добывают пищу 650 тысяч жителей этого города.

* * *

Буддийский храм. На красных скамейках в подушках сидят стриженные под нуль, как солдаты, ламы. Тоже в красном. Громкий их шёпот не прерывается, как журчание ручья. Искал интересные лица, но не нашёл. Чаще всего — хитрые, капризные, не очень умные (по глазам видно) старики. По всем стенам пагоды — застеклённые полки с бесчисленными Буддами, некоторые — в накидках из золотистых тряпочек. В углу на полках — книги: между двумя дощечками — сероватые листы с иероглифами и какими-то прихотливыми рисунками. Ламы журчат и аккуратно перекладывают листы. Есть книги очень большие, до метра в длину, шириной и толщиной сантиметров по 15.

Перед пагодами (я был в двух. Самая большая на ремонте) в маленьком домике через маленькое застеклённое окошко молодой монах продавал жёлто-зелёный порошок, похожий на толчёный навоз. Порошок насыпают в серебряные пеналы и поджигают. Он медленно тлеет, курясь синеньким, мятным дымком. В домике, где монах торгует порошком, заметил настенный календарь «Московских новостей». У одного монаха на скамье лежала свежая газета.

* * *

Обсерватория. Камень в золотой оправе осенних лиственниц. Тишина, покой, немного трудно дышать из-за высоты.

* * *

Вечер в доме Анатолия Васильевича Леоненко — друга Марка Шустера[77] — и его партийной жены. Съел почти полную банку крабов, пробовал оленину и фаршированную щуку. Болтали до полуночи. Вернулся в гостиницу на «Скорой помощи».

Встреча с журналистами в ЦК Ревсомола. Все говорят по-русски…

Резиденция богдыхана. Масса домиков для молитв. Библиотека. Стопки страниц перевязаны верёвочкой. У богдыхана была карета, в которой он путешествовал с женой, был даже портшез для путешествий. На одной картине изображен полный выезд — лучники, всадники с пиками.

Господи, всё это было совсем недавно — в 1910 году! Буддийская богоматерь из золочёной бронзы сделана самым первым богдыханом. Весьма искусная работа. Странно, имея много поделочного камня, монголы более всего преуспели всё-таки в обработке металла: бронзы, серебра…

* * *

С нами в агитпоезде путешествует ансамбль «Москвичка» — толстые, безвкусные девки, и рок-группа «Секрет» — шумные, весёлые и иногда даже обаятельные на сцене ребята, но невыносимо самоуверенные в жизни, что сразу выявляет их нижайшую культуру.

* * *

Ночью Улан-Батор тёмный, огней мало. Ни одного кафе, ресторана, только при гостиницах. Хотели купить Наде Арих — жене нашего собкора, которая пригласила нас на день рождения, цветы, но выяснилось, что цветов не продают нигде и никогда.

* * *

Таможня пресекает ввоз в Монголию хромовых сапог, которые здесь невероятно популярны.

* * *

Прочёл роман Белова «Всё впереди» и поражён убогостью и примитивизмом фабулы, формы и языка. Никогда не подписался бы под такой книгой, со всех точек зрения неудачной.

* * *

На каждой станции в Монголии нас встречали транспарантами и бумажными цветами.

Образцово-показательное чаепитие в образцово-показательной юрте в пустыне Гоби.

Сайн-Шанд, 9 октября. На вокзале опять музыка, транспаранты, замёрзшие сопливые дети с искусственными цветами. Музей-юрта: чучела и портреты передовиков, хорошие аппликации и вышивки. Приём в аймачном комитете партии (мы — в Восточно-Гобийском аймаке). Меня потешает своей наивностью эта маскировка: у нас — комсомол, у них — ревсомол, у нас — областной комитет, у них — аймачный комитет…

Город вызывает тоску. Очень похож на Джусалы[78]. Белые, плохо выкрашенные дома, клубы пыли, кое-где торчат слабенькие деревца. В такой город надо ссылать. Молоденький усатый капитан на вокзале рассказывал доверительно:

— Жить можно… Платят больше, чем в России… Детей одел… Тренировочный шерстяной костюм стоит в России почти 100 рублей, а здесь — 30!..