Вчера умер Саша Янгель. 3-й инфаркт. Пил ужасно, до полного развала личности. Он звонил мне месяца три назад, бормотал что-то о каких-то своих сочинениях, но понять его было уже невозможно. Сгубил себя сам в 46 лет. Всё было: имя, образование, и человек он не без способностей…
Настоящий, высокой пробы хам — это вовсе не тот человек, который постоянно грубит и демонстрирует дурное воспитание. Настоящий хам делает это только в присутствии тех людей, кому он сам, хам, считает возможным грубить и демонстрировать свое хамство.
Феодосьев[106] и Елисеев[107] — два хороших мужика — не могут примириться, и я бессилен их примирить.
Обещал Данилину[108] написать статейку в связи со смертью Глушко. Но тут приехал Юрка[109] и мы с ним принялись пить водку. В баню решили не ехать и в конце концов повалились спать. В 5-м часу утра Юрка разбудил меня и сказал, что надо садиться писать заметку, поскольку в 10 часов за ней приедет Данилин. Собрал в кулак всё, что могло в то время уместиться в моём кулаке: волю, память и почерк (всего этого, надо признать, было впритрусочку). Написал. Но перед самым приездом Данилина опрокинул на рукопись стакан минералки. Сушил на батарее, а потом обводил расплывшееся. Никогда не видел рукописи по внешнему виду столь чудовищной!
Глушко вопреки христианским обычаям завещал разделить свой прах — часть отправить на Луну, часть замуровать в Кремлёвской стене. В МОМе[110] спросили: «А он деньги на лунную ракету оставил?» и спустили этот вопрос на тормозах. А сегодня тихо, без речей, урну с прахом мятежного Валентина Петровича похоронили на Новодевичьем кладбище.
Жил в суетной гордыне и умер в суете.
Марику Шустеру сегодня 60 лет. Я подарил ему толстую книжку с белой бумагой, на обложке которой разными шрифтами было оттиснуто: «Библиотека современной фантастики. Марк Шустер. Инородные тела. Роман. Москва. 1989 г.» Полный фурор! Давно заметил, что любой подарок, произведённый с привлечением типографии, производит на людей огромное впечатление.
Вечером у нас гости: Святослав с Ирэной[111]. Женя берёт у него интервью для журнала «Знамя». Слава мне нравится. Но всё время, что я с ним знаком, не перестает удивлять его глухота ко всему, что не имеет к нему или его делам прямого отношения. Иногда мне хочется рассказать ему, например, что я сейчас пишу, но он это не будет слушать. Точнее, как человек воспитанный, он будет слушать, но он ничего не услышит.
Вполне неприличный анекдот, тем не менее, очень хорошо отражающий реалии нашей жизни.
Муж и жена работают в разные смены. Муж приходит с работы, жена спит, а на кухне записка: «Пашенька! Мясо в холодильнике. Картошка на плите. Будешь е…ть — не буди. Маша».
Я себя пьяного ненавижу, но вся беда в том, что я очень люблю себя на границе пьяного и трезвого.
Третья встреча с Барминым. Долго втолковывал мне, что Харитон[112], Зельдович[113] и Гинзбург[114] — главари советских сионистов.
В ЦДЛ учредительное собрание Комитета писателей в поддержку перестройки. Приставкин сказал вступительное слово. Соколов[115] прочёл манифест. Потом начались выступления, в большинстве своём мелкие. Всё никак не могут понять, что надо не новый союз создавать, а старый разогнать, оставив один Литфонд. Все говорят о «войне идеологий», а существует ли эта война? Алексеев пишет хуже Рыбакова? Да вовсе нет! Алексеев писал, как нужно было, чтобы его печатали раньше, а Рыбаков — как нужно, чтобы его напечатали теперь. Война между ними идёт за деньги в издательствах, за власть главного редактора толстого литературного журнала, за значок депутата Верховного Совета, за главенство в делегациях за рубеж, за юбилеи, звания, ордена и тому подобное проявления суеты. Разгонять надо Союз писателей. Лучше Бена Сарнова[116] не скажешь: «Союз писателей является мощным оружием в борьбе за право писать плохо».
Выступление Ельцина с программной предвыборной речью. Я и раньше это подозревал, а теперь убедился: неинтеллигентен, с малым запасом слов, косолапой жестикуляцией, ненаходчив (сбивался от элементарных вопросов). Что сказать? Секретарь райкома, человек масштабов негосударственных. Сегодня у власти такой человек не нужен, а вся его популярность от того, что бит! Ведь давно известно, что в России обожают «битых за правду». А бит он был не столько за правду, сколько за свои амбиции и, скорее всего, поделом.
Ездил в посёлок «ЛГ» к Галлаю, где мы, как два петуха разгребали лапками навозную кучу моих сочинений, выискивая червячков, а найдя, принимались их обсасывать, вырывая друг у друга. Галлаю книжка («Катастрофа»)[117] понравилась, но замечаний много. Главное не в том, что я путаюсь в элеронах-лонжеронах, а в тех кусочках, где мне изменяет вкус. А они есть…