У нее не вызывал восторга тот факт, что король счел возможным появиться перед придворными с вымазанным сажей лицом; она не находила забавным, что первое лицо в государстве нацепило на спину лошадиное седло. Король-лошадь? По мнению строгой Жанны д’Альбре, все это было отвратительно.
Но еще хуже Карла IX был его брат, герцог Анжуйский. Как и Карлу, ему очень нравились женские наряды, и этой страсти он противиться просто не мог, постоянно переодеваясь в платья, увешивая себя дамскими украшениями.
Кроме того, ссоры между дворянами были явлением обычным. Дрались из-за пустяков и часто не могли даже сказать, за что был убит тот или иной дворянин. В данном случае пользовались стандартной формулировкой: «за разжигание ненависти».
Впрочем, Карл IX, как и его предки, гораздо больше, чем балы и маскарады, любил охоту, и именно этому удовольствию предавался во время своего пребывания в резиденциях на Луаре, тем более что лесные угодья, доставшиеся ему от предков, были поистине неизмеримыми.
Особенно увлекался король охотой на оленей. Брантом свидетельствует, что Карл IX собрал невероятное количество сведений об этих благородных животных и их повадках; среди них были и такие, «которых никогда еще охотник не умел и не мог достать». Карл IX настолько серьезно относился к этому увлечению, что задумал написать книгу, посвященную охоте на оленей. Видимо, король обладал неплохим литературным дарованием, о чем свидетельствует данное сочинение, продиктованное Карлом IX своему секретарю и вышедшее в свет в 1625 году. Пьер де Ронсар не мог удержаться, чтобы не отозваться об этой книге как о поистине великолепной; он счел своим долгом написать по этому случаю «Элегию на книгу об охоте покойного короля Карла IX».
Когда же король не был занят на охоте, то проводил время в окружении музыкантов и литераторов. Он покровительствовал Академии поэзии и музыки и слыл государем просвещенным и тонко чувствующим прекрасное.
Недолго довелось Екатерине Медичи и Карлу IX наслаждаться покоем и думать, что противоречия в среде аристократии исчерпаны. Едва состоялось бракосочетание Генриха Наваррского и принцессы Маргариты, как 24 августа 1572 года в Париже произошла резня гугенотов, вошедшая в историю под названием Варфоломеевская ночь.
Екатерина Медичи повелела начать резню гугенотов после того, как не удалось покушение на адмирала Колиньи. Вождь гугенотов оказывал все больше влияния на Карла IX и убеждал его поддержать восстание протестантов во Фландрии против испанского короля Филиппа II (1527–1598 гг., король Испании с 1556 г., король Португалии с 1581 г.), послав против него объединенную армию католиков и гугенотов. Адмирал видел в этом единственную альтернативу гражданской войне во Франции, однако таким образом он мешал планам Екатерины по установлению мира с Испанией.
Екатерина Медичи, королева Марго и Генрих Наваррский на утро после Варфоломеевской ночи. Художник Эдуард Дебо-Понсан
По мнению ряда историков, в планы королевы-матери не входила массовая резня гугенотов. Первоначально планировалось устранение Колиньи и еще примерно десятка основных военных предводителей гугенотов, а также захват номинальных лидеров гугенотской партии, принцев Бурбонского дома – Генриха Наваррского и его двоюродного брата принца Генриха I Конде[78]. Ненависть парижского населения к гугенотам, а также давняя вражда семейных кланов Колиньи и Гизов превратили намечавшуюся акцию в массовую резню.
В Варфоломеевскую ночь и последующие дни в Париже было убито от 3 тыс. до 10 тыс. человек. После Варфоломеевской ночи около 200 тыс. гугенотов бежали в соседние государства.
На три года Екатерина Медичи забыла о замках в долине Луары. Она появилась там уже после кончины Карла IX, только после очередной серьезной ссоры между своими сыновьями, королем Генрихом III и герцогом Алансонским. Франциск Алансонский бежал в Шамбор, где его и обнаружила не на шутку встревоженная неприятным оборотом дел королева-мать. Она предвидела, что ссора братьев может серьезно осложнить и без того очень шаткое равновесие во Франции.
В Шамборе Екатерина и Франциск Алансонский, как главы партии «недовольных» гугенотов, вели сложные переговоры. Екатерина Медичи прибегла к своеобразной уловке, учитывая распутный характер собственного отпрыска, как, впрочем, и его окружения. Едва к герцогу Алансонскому направлялись его советники, как по знаку Екатерины к ним приближались самые очаровательные дамы из окружения королевы-матери – мадам де Сов или мадам де Монпансье. Говорят, они были прекрасны, как богини, да и сама молодая королева Наваррская частенько составляла компанию этим любезным женщинам.