Замки Луары

Среди остальных королевских фаворитов известны Франсуа д’О (1535–1594) и нормандец Франсуа д’Эпине де Сен-Люк (1554–1597). Последний, на которого королевские милости сыпались буквально как из рога изобилия, рассорился со своим господином после свадьбы, на которой настоял Генрих III. Жанна де Коссе де Бриссак была чрезвычайно богата, но, видимо, это не являлось для Сен-Люка решающим фактором. Девушка была горбата, зла и любила посплетничать. Это не могло вдохновлять честолюбивого молодого человека и, хотя ослушаться короля он не мог, но этой женитьбы так ему и не простил.

Итак, переговоры были трудными и испортили королю много нервов, а потому королева-мать решила, что не мешало бы отвлечь его на время от государственных дел, и пригласила из Венеции театральную труппу «Джелози». Но и тут не обошлось без проблем. Итальянских актеров по дороге в Блуа захватили гугеноты и отказывались их отпускать, требуя выкуп. Пришлось Генриху III отдать деньги. Видимо, он очень соскучился по праздникам. Наконец итальянцы прибыли и начался маскарад. Король появился на нем, густо напудренный и крепко надушенный, в женском платье с огромным декольте. Его лицо украшали мушки, а декольте обнажало грудь.

Видимо, все это представление настолько потрясло депутатов, что они активно начали обсуждать меры по восстановлению мира в стране. В марте прения по всем вопросам закончились, депутаты разъехались, а Генрих III покинул Блуа, чтобы провести несколько дней сначала в Амбуазе, потом в Шенонсо. В последнем замке он задержался особенно надолго, почти на два месяца, а в это время герцог Анжуйский, имевший собственные представления о том, как нужно урегулировать положение дел в стране, захватил крепость Ла-Шарите-сюр-Луар. Эта крупная крепость расположена в стратегически важном месте – здесь единственный возможный проход через Луару в районе, где берега отвесные.

Генрих III воспринял взятие Ла-Шарите-сюр-Луар как подарок, преподнесенный ему братом. Он решил, что герцог Анжуйский заслужил роскошный праздник.

Для проведения этого праздника был выбран Плесси-ле-Тур. Описание данного представления известно по рассказам Пьера де л’Этуаля[86], охарактеризовавшего его как «остров гермафродитов». Среди присутствующих был сам король, его брат – герцог Анжуйский, сеньоры де Гиз и другие. Современники говорят, что пир, устроенный королем, очень быстро перешел в самую настоящую оргию. За столом благородным дворянам прислуживали дамы в мужской одежде, все, как одна, в зеленой. Король решил, что зеленый цвет для данного случая подходит лучше всего, поскольку символизирует молодость и, как бы сейчас сказали, нон-конформизм. Видимо, этого последнего качества у его величества хватало в избытке.

В свою очередь, Екатерина Медичи, как заботливая мать, тоже пожелала сделать подарок сыновьям и устроила специально для них праздник в Шенонсо. Те прибыли в замок в сопровождении многочисленных друзей. Королева-мать была рада, что может примирить бывших врагов, а заодно доказала, что может устраивать праздники не менее непристойные, нежели ее отпрыски. Во всяком случае, банкет в Плесси-ле-Тур показался по сравнению с задуманным Екатериной невинной шалостью.

Ла-Шарите-сюр-Луар

Столы установили около знаменитого «источника в скале». Король, как всегда, явился в чрезмерно декольтированном женском платье, с совершенно открытой грудью и усыпанный с головы до ног драгоценностями. Окружали короля его миньоны – все нарумяненные, завитые и накрашенные. Герцог Анжуйский тоже предстал в окружении друзей.

Екатерина ограничилась тем, что наблюдала за забавами своих детей, а Маргарита Наваррская пребывала в полнейшем восторге, поскольку за ней много ухаживали и она имела возможность выбирать самых молодых и привлекательных сеньоров. Она была невероятно хороша собой. Но предоставим слово Брантому: «Я как-то видел ее, и другие вместе со мной, одетую в роб белого атласа, с многочисленными украшениями и несколькими алыми вставками, с вуалью из крепа или римского газа каштанового цвета, будто небрежно наброшенной на голову; но никто никогда не созерцал ничего более прекрасного…

Я также наблюдал иногда, как она делала прическу из своих собственных волос, не прибавляя к ним никаких шиньонов; и, хотя она обладала совершенно черными волосами, доставшимися ей от короля Генриха, ее отца, она столь искусно умела их скручивать, завивать и укладывать по примеру своей сестры, королевы Испании[87], что такая прическа и убор очень шли ей и были лучше, нежели что-либо другое».