Замки Луары

А у Екатерины Медичи была возможность постоянно наслаждаться спектаклем, который устраивали для нее в замках придворные. Вообще с некоторых пор жизнь при дворе превратилась в сплошное представление. Язык театрального действа стал использоваться в практике повседневного общения дворян. Вероятно, таким образом, как они полагали, человеческие чувства способны возбуждаться сильнее, а заодно и окружающие быстрее поймут, чего именно добивается от них человек, решившийся на экстравагантное представление.

Для некоторых, как, например, для Луизы де Водемон[91], подобное проявление чувств уже давно считалось естественным, и спектакли королевы-матери воспринимались уже как нечто привычное и неизбежное.

Однажды королева-мать решила поразвлечь послов из Италии, находившихся в то время в Шенонсо. Она пригласила их в вестибюль, который вел в ее апартаменты, и приказала совершенно убрать освещение. Далее взорам собравшихся предстало шествие придворных дам в туниках и в масках, напоминающее процессию кающихся грешников. Невидимый хор сопровождал шествие прелестниц, которые в одной руке сжимали свечу, а в другой – как бы кнут для самобичевания, на котором вместо ремней трепыхались разноцветные легкомысленные ленточки.

Дамы обмахивались ленточками и уныло напевали слова песенки, специально написанной по этому случаю маршалом де Рец[92]:

Напрасно постоянство так долго мы хранили,
Взамен за нашу верность не видя ничего,
Мы прямо здесь покаемся и этот мир покинем.

Но, видимо, подобное решение не устроило милых дам, и в глубине души они понимали, насколько глубоко не правы, а потому собрались тесной компанией и постановили, вовремя опомнясь:

Нет, постойте, несправедливо так поступать:
За ошибки другого сносить наказанье,
И теперь на любовь будет разум влиять.

Успокоившись на этом, кающиеся грешницы немедленно сбросили туники и власяницы и в переливах вспыхнувшего света предстали в ином обличье. Они были одеты в легкомысленные, но очаровательные наряды. Дамы мило улыбались и танцевали перед гостями. Так в замках Луары зарождалось новое искусство – барокко с типичными для него приметами: публичной демонстрацией чувств и страданий, включая нервные срывы. Это оригинальное новшество считалось полезной психотерапией, поскольку позволяло в жизни избавляться от подобных переживаний, особенно если они были продемонстрированы перед публикой.

Звон погребального колокола по французскому Ренессансу

Спектакль, разыгрываемый в замках Луары к концу правления Генриха III, все более незаметно переходил в трагическое действо, и его последней сценой стало убийство герцога Гиза в период заседания вторых Генеральных штатов в Блуа. Это был, по сути, последний спектакль, устроенный династией Валуа.

Конечно, на повестке дня, как и во время первых Генеральных штатов, стояли денежные проблемы, но все же главным было устранить опасного противника Короны – герцога Гиза с его оппозицией, которая на глазах набирала силу. Католическая партия решительно требовала уничтожить протестантскую партию, но король не мог на это решиться, тем более что он прекрасно понимал: теперь главным и единственно достойным претендентом на трон остается глава протестантов Генрих Наваррский.

В то же время борьба предстояла трудная, поскольку Католическая лига приобрела в обществе огромный вес. Ее сторонники требовали от короля запрещения протестантских месс и, как следствие, продолжения братоубийственной войны, которая грозила стать бесконечной.

Гиз поднял восстание в Париже, из-за чего Генриху III пришлось бежать в долину Луары. Он, словно повинуясь древнему инстинкту, чувствовал, что эта земля не выдаст его, защитит и подскажет правильное решение.

Генрих Гиз в молодости

В сентябре в Блуа начали собираться депутаты вторых Генеральных штатов. Пока шли долгие процедурные споры, они до 13 октября просто слонялись без дела по дворам замка, среди златотканых гобеленов с изображением фантастических сюжетов и мифологических персонажей.

Торжественное открытие сессии в Блуа состоялось 16 октября. На нем присутствовали более 500 человек. Король и герцог Гиз, появившись в зале, представляли собой разительный контраст: самоуверенный герцог в белом атласном костюме и в сопровождении огромной команды телохранителей, и король, одетый предельно просто. Гиза приветствовали овациями и одобрительными возгласами, тогда как короля встретили в полном молчании. Один из очевидцев писал, что Гиз «смотрел на своих сторонников пронзительным взглядом, словно пытаясь укрепить их в надежде на осуществление его намерений, его везения и его величия, словно говорил без слов: “Я вас вижу”». Он рвался к власти и был убежден, что уже держит ее в руках.