Замки Луары

Встреча короля Генриха III и герцога Генриха Гиза в Блуа накануне открытия сессии Генеральных Штатов

Король выступил со спокойным достоинством и напомнил, что вассалы должны хранить верность своему королю-сюзерену, ибо к этому их обязывает древняя честь. Напомнив об этом, он решительно высказался против Лиги, и Гиза в частности:

«По моему священному эдикту о Союзе, все другие лиги не могут законно существовать при мне, и… ни Бог, ни долг не позволяют этого и даже категорически запрещают; поскольку всякие лиги, объединения, обряды, интриги, сговор и набор людей и сбор денег, а также их получение в королевстве и за его пределами входят в компетенцию короля, если таковое совершается не от имени Его Величества, во всяком монархическом обществе с хорошим законодательством это является преступлением против суверена.

Некоторые знатные сеньоры моего королевства вступали в подобные лиги и объединения, но, проявляя мою обычную доброту, я хочу забыть все, что было, однако, так как я должен ради вас сохранять королевское достоинство, я объявляю отныне и впредь, что после того, как будут оглашены законы, кои я собираюсь принять на моих Штатах, те из моих подданных, которые останутся в подобных организациях или вступят в них без моего согласия, будут задержаны и им предъявят обвинения в преступлении против Королевского Величества».

Поскольку речь дышала достоинством и к тому же была удачно построена, собравшиеся встретили ее аплодисментами к большому неудовольствию Гиза. Все его сторонники хранили гробовое молчание.

Да, говорил король, ему страшно не хватает денег. «Мне очень досадно, что для поддержания королевского величия и содержания необходимых должностей королевства необходимы большие деньги; лично меня они мало интересуют, но это неизбежное зло. Войну ведь тоже невозможно вести без денег. Мы уже находимся на верном пути к истреблению ереси, но чтобы этого достичь окончательно, снова понадобятся деньги».

На следующий день депутаты, однако, не без влияния Гиза, отказались принять важную клятву «поддерживать и соблюдать все действия Короны, касающиеся власти, верности и повиновения Его Королевскому Величеству». Все сословия, каждое по своим причинам, оказались едины в этом вопросе.

В свою очередь герцог Гиз при содействии архиепископа Лионского[93] решил заставить короля отказаться от собственной речи. Он подготовил новый проект, оскорбительный для короля, и отправил своих людей печатать отредактированный вариант документа в типографию, а затем пытался заставить Генриха III подписать его.

Депутаты поддержали мятежного герцога и объявили: если их условия не будут приняты, они немедленно покинут Блуа. Прежде всего они требовали причислить к противникам короны не Гиза, а Генриха Наваррского и признать его самого и его потомков недостойными права наследования престола. Что будет дальше, они не сказали, но ясно подразумевалось, что теперь баррикадами покроется не только Париж, войной будет охвачена вся страна.

Король и депутаты разговаривали как глухие: не слыша и не понимая друг друга. Генриха III никто не хотел поддержать, а все его отчаянные просьбы о выдаче хоть какой-нибудь приличной суммы денег летели в пространство безответно.

Что касается Екатерины Медичи, то она была серьезно больна и практически не покидала своих покоев. Лишь изредка она находила в себе силы пройтись по галерее Оленей, расположенной над замковым рвом. И все же, узнав о тяжелом положении сына, она переговорила с представителем третьего сословия Шапель-Марто, и ее слова диктовало отчаяние. Екатерина говорила: «Вы требовали продолжения войны до искоренения ереси. Если же теперь вы ничего не можете дать для продолжения этого дела, это означает просто – одной рукой давать, а другой – отнимать. Если вы будете упорствовать, то только разгневаете короля». Естественно, что эти слова не возымели ни малейшего действия на депутатов. Они продолжали твердить одно: если их требования останутся без ответа, они покинут Блуа, а Короне останется ожидать народного бунта.

Мало того, на заседании 24 ноября перед королем произнес речь архиепископ Буржский. От имени третьего сословия он заявил, что королю следует в скором времени ожидать народного бунта, а денег он все равно не получит. Все деньги находились у третьего сословия, и оно прекрасно осознало, кто теперь станет фактическим правителем страны. Корона получила окончательный отказ в кредитах. Это был уже откровенный вызов Генриху III; впрочем, он мог бы и не удивляться, поскольку большая часть депутатов относилась к Лиге Гиза.

Гиз мог бы торжествовать победу, что он и делал несколько дней, пребывая в эйфории, пока неожиданно не понял, что отказ в кредитах бьет и по нему, потому что не позволяет вести войну с его основным противником – Генрихом Наваррским, претендентом на корону, о которой сам Гиз мечтал, и не без основания.