Замки Луары

Перед этим убийством в Блуа состоялся последний праздник, устроенный королевой-матерью, невзирая на стремительно прогрессировавшую болезнь. Екатерина Медичи почти не выходила из своих покоев, расположенных на втором этаже, там, где раньше жил Франциск I. Из этой анфилады она иногда переходила в отделенную древней стеной (когда-то бывшей наружной) другую анфиладу, из окон которой можно было только любоваться на сады вокруг замка. Это был праздник, устроенный в честь заключения брака между любимой внучкой Екатерины Медичи Кристиной Лотарингской[97] и герцогом Фердинандом Медичи. Королева-мать вручила Кристине подарки – гобелены из шелка, золота и серебра, на которых были изображены сцены празднеств, устраиваемых в замках представителями рода Валуа (дорогое воспоминание для старой умирающей королевы).

После этого приема Генрих III в последний раз обсудил план убийства ненавистного Гиза со своими ближайшими сподвижниками. Существует даже документальная запись этого разговора в королевских покоях.

– Государь, пригласите в кабинет этих двух предателей Гизов – герцога и кардинала. Их можно убить при входе.

– Как можно даже подумать такое, господа? Меня все станут называть новым Нероном!

– Вот еще – Нероном! Речь идет о том, что либо вы их, либо они вас. Схватить вы их не можете, судить – тоже, хотя и считаетесь первым судьей в своем королевстве. Эти двое совершили преступление против Королевского Величества и по закону должны понести наказание. Отдайте приказ убить их, и он будет выполнен.

Поразмыслив, король согласился, что иного выхода у него не остается, и поручил это грязное дело своей личной охране – миньонам, расквартированным здесь же, в Блуа.

Наутро Гиз, предупрежденный своими сторонниками, прямо спросил короля о готовящемся на него покушении, и Генриху III пришлось сделать невинное выражение лица и даже сказать о своей любви к ненавистному кузену. Эта тирада, видимо, тяжело далась мягкохарактерному королю, а потому, вернувшись в свои покои, он едва не забился в истерике, бросил на землю свою шляпу и растоптал ее, а потом вызвал начальника охраны и велел, чтобы герцог был убит как можно скорее.

Когда король немного пришел в себя и стал способен рассуждать здраво, он пригласил Гиза на совет, назначенный на 22 декабря 1588 года. Он даже нашел в себе силы держаться любезно с этим человеком. Генрих III щедро угощал кузена конфетами и провел с ним довольно много времени после обеда. На прощание король вновь напомнил о том, что Гиз приглашен на совет, причем эта фраза звучала как приказ.

Чтобы герцог не отклонился от заданного курса, выход в Зал совета из кабинета короля срочно заложили, чтобы Гизу не оставалось ничего другого, как пройти через спальню Генриха III, где его ждала смерть. Охрана короля была усилена, чтобы иметь возможность отрезать людей герцога от их господина. После сбора всех членов совета двери предполагалось запереть, а чтобы появление капитана гвардейцев, Никола де Ларшана, ни у кого не вызвало подозрений, на вопрос о причине его прихода верный вояка должен был отвечать, что пришел в совет потребовать повышения жалованья для своих подчиненных. Остальные королевские гвардейцы заняли заранее условленные места в Оленьей галерее и на лестнице, ведущей к старому кабинету. Таким образом, оказывалось, что мятежный герцог попадал едва ли не в тройное кольцо убийц, а это было надежно.

Тем не менее герцог де Гиз продолжал пребывать в состоянии эйфории от предвкушения власти, которая сама рвалась в его руки. Он не смутился, когда вечером, накануне убийства, нашел салфетку, в которой неизвестный предупреждал его о готовящемся убийстве. Герцог только засмеялся и написал на салфетке два слова: «Не посмеют!» Его мать, братья и родственники чуть ли не на коленях умоляли де Гиза бежать, не ходить на совет, но все было напрасно. Герцог легкомысленно усмехнулся и отправился проводить веселую ночь со своей любовницей Шарлоттой де Сов. Он вернулся к себе только под утро и обнаружил на своей кровати сразу несколько записок, в которых его предупреждали об убийстве. Гиз прочитал их, швырнул на пол и заснул.

В отличие от Гиза, королю в эту ночь заснуть не удалось. Он метался по комнате, не находя себе места, а через час после того, как его враг заснул, он встал, покинув королеву, пребывавшую в полнейшей растерянности, и пошел в свой кабинет. Там его уже ждали миньоны, которые, получив окончательные распоряжения, заняли свои места в Оленьей галерее. В это время в молельне рядом с королевской спальней капелланы молились о том, чтобы исполнилось задуманное государем.