Придворные дамы и фрейлины – все полуобнаженные и с распущенными волосами – прислуживали благородным господам. Большинство из них были одеты в мужскую одежду. В частности, на празднике блистала обворожительная и легкомысленная мадам де Сов, о которой рассказывали: «Она спала то с одной партией, то с другой». Неменьшей доступностью пользовались мадам Шатонёф, которая, хотя и позволяла себе вольности в отношениях с мужчинами, но своему супругу простить подобного поведения не пожелала и через несколько дней после маскарада, застав его на месте преступления с одной из прелестниц, решила, что будет лучше для всех заколоть его кинжалом немедленно (современники сочли этот поступок «отважным»); и мадам де Монсоро, героиня не менее кровавого эпизода, которую Александр Дюма счел достойной романа, хотя его Диана де Монсоро была невероятно целомудренна в отличие от своего прототипа.
Брантом писал об этом празднике коротко: «…это был чудовищный пир, на котором языческие вольности перешли все границы».
Едва стемнело, как над парком вспыхнули разноцветные огни фейерверков. По течению Шера в бархатной темноте плыли плоты, на каждом из которых сияли таинственные, почти призрачные огни. В результате подобной иллюминации вода светилась, и отраженный свет падал на арки мостов и роскошную галерею Шенонсо.
Дополняла картину пресловутая группа комедиантов из «Джелози», которые веселили изрядно выпивших гостей непристойными шутками, что, впрочем, вполне соответствовало их настроению. К итальянцам присоединились любимые шуты Генриха III, Шико[88] и Сибило, и тоже замечательно вписались во всеобщий спектакль-оргию.
Зрелище развлекающихся молодых благородных господ было поистине великолепным. Их костюмы сверкали красными и золотыми отсветами, зеленоватые и голубые оттенки тканей переливались и мягко колыхались, подобно перьям фантастических птиц. Они мерцали в свете свечей, а сверху к ногам танцующих непрерывным дождем сыпались розы.
Итальянские комедии, разыгрываемые «Джелози» в Шенонсо, являлись импровизированными, и их сюжетами были традиционные для Италии измены и любовные интриги. Из прочих особенностей можно упомянуть непременные насмешки над испанцами и рекламу итальянской кухни, блюда которой персонажи неизменно перечисляли в своих монологах: фазаны, лазанья, каплуны и жареная телятина. Были весьма популярны у зрителей и откровенно неприличные сцены, скабрезные шутки, которые встречались со смехом и энтузиазмом. Для подобных представлений не требовалось ни дорогих костюмов, ни сложных декораций, а потому они могли устраиваться в любом просторном помещении замка.
По прошествии праздников Екатерина Медичи снова задумалась о том, как сделать свое любимое поместье Шенонсо еще более прекрасным, чем прежде, тем более что Жак Андруэ дю Серсо[89] представил ей большой проект под названием «Самые превосходные строения Франции». По этому проекту предусматривалось, что знаменитая галерея Шенонсо с южной стороны должна быть окружена овальным салоном с восемью окнами, откуда открывался роскошный вид на реку Шер.
Вид перед фасадом замка предполагалось дополнить террасой, а основное строение увеличить дополнительно благодаря постройке двух жилых корпусов. Они должны были создавать единый ансамбль с капеллой и библиотекой. Когда эти два корпуса были построены, они, похожие на огромные раскинутые крылья, увеличили замок, а заодно связали его с правым берегом Шера. В первом крыле разместили зал для игры в мяч, а в правом устроили ряд комнат, связанных в западной части строения с галереей.
Екатерина Медичи мечтала, чтобы двор перед замком имел форму эллипса. С колоннами и портиком он должен был напоминать в миниатюре площадь перед собором Святого Петра в Риме, а потому королева-мать подумывала о том, что было бы разумнее разобрать старую башню Маркеса, которая мешала осуществлению этого архитектурного проекта. При этом в центре каждого полукружия портика, ведущего к огромным, освещенным через купола залам, должно было казаться, что перед зрителем не четыре ряда колонн, а только один.
Проект был очень дорогостоящим, а потому, естественно, доходов от одного Шенонсо на его осуществление не хватило бы. Пришлось прибегнуть к принудительным займам у богатых французских сеньоров и итальянских банкиров. Впрочем, те остались не в убытке и в будущем, как известно, вернули свое потраченное состояние увеличенным вдвое.
Тем временем герцог Анжуйский, вдохновленный как военными победами, так и последовавшим за ними вознаграждением, покинул Шенонсо и взял Иссуар, один из центров гугенотов. Генрих III был в таком восторге, что даже предложил немедленно переименовать Шенонсо в Бон-Нувель. Судя по всему, его позиции в государстве укреплялись, и следовало дальше настаивать на окончательном заключении мира между протестантами и «недовольными». Король покинул Шенонсо и отправился на место переговоров в Пуатье, однако по дороге заехал в Плесси-ле-Тур и не мог удержаться от соблазна остаться в этом гостеприимном месте на целый месяц.