Артур Камилов, двадцати трёх лет от роду, проживающий в Николаевской области (ложь всегда нуждается в капле правды), воспитатель в детском саду. Родителей нет, рос в детском доме вместе с сестрой Аней. Аня – сложный подросток, с диагностированной депрессией, с братом они – не разлей вода! Аня играет безумную Сальвию. Но нет никакой Ани! Морган просто взял себе две роли. Дома у них действительно живет черная кошка по имени Тина. Ещё одна капля правды. Артур придумал форум, чтоб помочь сестре социализироваться, дать ей возможность почувствовать себя нужной. Нет никакой сестры. Зачем ему две роли? Он и так контролирует всё, что происходит в игре.
– От кого письмо? – Я уселась за барную стойку рядом с Морганом и усилием воли заставила себя не смотреть в его телефон.
– А может, чечетку? – заказал ещё одну «отвертку».
– А-а, – Жук помахал конвертом у него перед носом, – тебе хватит, лучше потусуй вместо меня за баром, я сегодня на нуле. Не спал почти.
– Давай один танец, и я ему помогу, – Морган обратился ко мне и снова помахал конвертом перед носом.
– Но я не хочу…
– Просто подрыгай уже своими конечностями, как дэцэпэшник, в ритм музыки, и закроем тему.
– У моего брата был ДЦП, кстати, – сказал Жук. – Ключи на холодильнике. Пива полно. Он любил танцевать. Я пошел.
И ушел.
Я даже не смогла посмотреть на Моргана, так сильно я ненавидела его в тот момент.
Пошла в глубь зала, чтоб скрыться в толпе. Чтоб алкогольные испарения достигли моего мозга. Чтоб мне стало проще. Тело не принадлежало мне. Оно было чужим, враждебным. Я распустила волосы и попыталась отдаться ощущениям. Что сложного? Просто мотать головой в ритм. Но почему все на меня смотрят? Никто на меня не смотрит. Я чувствую, как деревянные руки сгибаются и разгибаются. Мимо музыки, мимо моих команд. Пантомима – это искусство, мне совершенно неподвластное. Я зажата в тисках постоянной оценки того, что делаю. Для танца нужна внутренняя свобода. Но если даже в комнате нет зрителей, они всегда есть в моей голове. Рядом с другими все изъяны бросаются в глаза. Это потому что я вечно себя со всеми сравниваю.
Я сутулая, неуклюжая, слишком высокая. Цапля на тонких ногах, не умеющая летать. Изогнутый знак вопроса, приговоренный к статике. И этой статике уже почти 16 лет. Что может расшевелить её? Ударная волна. Но позвонки хрупкие, могут не выдержать, рассыпаться. Я постоянно ною. Так говорит Морган. Постоянно жалею себя. Бери и делай. Бери и танцуй. Но мое тело – чужое. Мои ноги ватные, а голова дергается из стороны в сторону. Длинные волосы спасают, они всегда сочетаются с задымленными подвалами и подпрыгивающим вместе с басами сердцем. Самое ужасное в танце, что я чувствую себя женщиной. Я знаю, что буду ей. Не человеком, а женщиной. Что у меня есть задница, например. И она может быть интереснее, чем мои размышления о природе вещей. Когда мы обсуждали сюжет, Морган сказал, что между нашими персонажами завяжется интрижка. Должна быть любовная линия. Страсти будут кипеть. Я не должна бояться собственной сексуальности.
Но Морган не знает, что я не могу заснуть, потому что мне жарко в этой моей маленькой душной комнате, а мама не дает открывать окна, потому что в детстве я мучилась отитами. И в доме так много звуков. Холодильник, телевизор, бомжи через дорогу. Всё это напоминает мне о том, что когда-нибудь я умру.
Морган не знает.
Не знает, как я сильно себя ненавижу. Потому что у меня получается заснуть только после того, как я выбиваю из себя облегчение собственными пальцами. Выбиваю сдавленный хрип, сухие конвульсии, от макушки до пяток. После того, как я думаю о нем, господи, я точно не имею на этого никакого права, и тогда мои цветастые розовые трусы, которые я так ненавижу (но мама покупает только такие), они становятся единственной преградой между нами. Я не решаюсь её нарушить. Трусы и трение. И я не решаюсь встать и помыть руки, потому что они поймут. Мои родители в другой комнате. Я чувствую запах своих бредовых иллюзий.
Когда я вижу Моргана – все по-другому. У меня не возникает никаких таких желаний. Мне хочется быть рядом с ним, но не слишком близко. Меня тошнит от одной мысли прикоснуться к нему. Потому что после этого мир кончится. Лампочки перегорят. Меня просто вырубит. Иногда мне хочется его укусить. Или съесть. Чтоб перестать о нем думать. Просто переварить. Перестать оценивать все, что я делаю с его точки зрения. Вернее, с моей точки зрения на его точку зрения. Подойти так близко, чтоб он перестал казаться идеальным.
Я чувствую себя долбаной извращенкой.
Нельзя представлять себе секс с человеком, которого видишь каждый день.
Который испытывает презрение ко всему плотскому и грязному.
К моему лучшему другу.
Самое странное, что я представляю не тела, а тексты. Нашу переписку. Его вовремя поставленные тире. Точки. Особенно точки. Резкие, как удар хлыста. Я ненавижу себя за это.
Точки.
И вообще-то я могла бы купить себе другие трусы.